Александр Скрягин - Открытие, которого не было

– Значит, вы считаете, никакого открытия особого способа управления материей слабым электромагнитным излучением не было? – внимательно рассматривая Аркадия спросил Левандовски.

– Поверьте мне, человеку внимательно разбиравшемуся с этим делом – никакого открытия информационно-аналогового принципа управления материей не было. Это – миф. Вымысел. Блеф! – уверенным тоном произнес подполковник Стеклов.

Левандовски задумчиво посмотрел в пространство над головой Аркадия.

– Господин подполковник, я все понял, но хочу задать вам еще один вопрос… Вы позволите, господин полковник? – обернулся Алан в сторону Кондрашова.

– Пожалуйста! – важно кивнул Олег Петрович, до-вольный тем почтением, с которым к нему относился представитель солидной международной организации, связанный с самым высоким начальством в Москве.

– Я хочу вас спросить, – заинтересованно обратился Алан к Аркадию, – вот это блюдо, от которого мы оторвали нашего уважаемого коллегу – это и есть знаменитый борщ?

– Да. Непревзойденная вещь. – ответил Аркадий.

– Как жаль, что мне не удастся его попробовать…

– Отчего же не удастся? Все в наших силах, господин Левандовски…

– Дело в том, что мне еще очень многое нужно сделать, как вы, наверное, понимаете… Включая посещение лаборатории, куда меня любезно пригласил присутствующий здесь коллега… – Алан кивнул в сторону откинувшегося на спинку стула Беседина. – А завтра, то есть уже сегодня, – он взглянул на «Ролекс» в платиновом корпусе, – я обязательно должен быть в Вене… Обстоятельства… Дела, не терпящие отлагательств…

– Дела есть дела! – вежливо заметил Аркадий.

– Так что, очень жаль, но, видимо, мне не удастся попробовать настоящий борщ… В русских ресторанах в Европе – это просто какая-то сладкая свекольная похлебка… Я поверю вам на слово, Аркадий Михайлович, что это действительно, замечательная вещь. Я чувствую, вы – настоящий знаток хорошей кухни.

– О-о-о! Он у нас еще какой знаток! – весело похлопал Кондрашов подчиненного по плечу.

Острым чутьем аппаратчика он безошибочно ощутил, что ситуация почему-то перестала быть напряженно-опасной и испытывал приятное облегчение.

Маленький оркестрик на эстраде затянул какую-то грустную мелодию…

Аркадий вслушался. Это был старый романс на слова одного непонятного поэта:

«Выхожу один я на дорогу… Сквозь туман кремнистый путь блестит…»

А за спинами музыкантов подполковник увидел красивую женщину, похожую на цыганку. Ее голова была повязана цветным платком, по-пиратски туго обтягивающим лоб. Она смотрела на беседующую компанию. На ее лице играло непонятное выражение. Его можно было принять и за легкую одобрительной улыбку, но можно было – и за насмешку. Аркадий узнал эту женщину. Он уже встречал ее этой ночью.

Она жила на окраине поселка, где издавна селились цыгане. У нее была бессарабская фамилия Гроза. И странное имя – Судьба. Аркадий помнил ее еще мальчишкой. И ему казалось, что за прошедшие годы, она никак не изменилась. Может быть, хоть это и покажется невероятным, даже помолодела. Впрочем, не исключено, что это была не та Судьба Гроза, которую он видел в детстве, а, допустим, ее младшая сестра или даже дочь. Кто их цыган разберет?

Цыганка подошла к Семе и что-то сказала ему на ухо. Скрипач, не отрывая смычка от струн, мгновенно перешел от одной мелодии к другой и рванул от всей души:

«Е-е-ехали цыгане… с я-я-ярмарки домой… Да-да домой!…»

Загудел в саксофон цыганскую мелодию Егор Кащеев и стремительно заперебирала клавиши аккордеона тетя Клава!

Оставшиеся посетители ресторана воспрянули и даже устремились к эстраде – плясать. Никакой пляски, конечно, не получилось. Судьба же в этой суматохе исчезла. Будто растаяла в неверном ресторанном воздухе.

И в это время в раскрытые окна ворвался громкий и близкий петушиный крик. Где-то на дальних улицах ему откликнулся сначала один, затем после паузы – другой. И в Каланчевке дружным хором запели петухи. Они извещали мир, что ночь уже кончилась.

Посетители ресторана взглянули в окна. Воздух за ними стал другим. Исчез цвет спелой черной смородины. Появился цвет сиреневых гроздьев. За рекой над спящими громадами домов готовилось взойти солнце.

Совсем скоро ему предстояло подняться в высокое сибирское небо и осветить своими теплыми лучами большой старый город. Дымящуюся испарениями гладь реки. Приземистый поселок, раскинувшийся вокруг высокой гончарной каланчи, похожей на оставшуюся в одиночестве оборонительную башню средневекового замка. И бескрайнюю, уходящую к горизонту пшеничную степь, которая вместе с солнцем дала жизнь всему.