Анна и Сергей Литвиновы: Я тебя никогда не забуду

А когда мы подошли к троллейбусной остановке, толстенькая Надя – вот радость! – вдруг неуверенно объявила:

– Ну, я пошла? – словно ожидая, что кто-то из нас станет ее удерживать. Она, помню, еще взглянула на меня испытующе: вдруг я на самом деле не определился с выбором? Вдруг мое внимание к Наташе – лишь маскировка? И я просто умело скрываю свои чувства к ней?

– Да, увидимся послезавтра, – не стала удерживать ее МОЯ Наташа.

– Может, ты зайдешь ко мне за той книжкой? – Подружка явно проверяла на прочность наш едва намечавшийся союз. И пыталась обломать нам кайф.

– Нет, меня дома ждут, потом как-нибудь.

– Ну, тогда пока. Смотри, чтоб не так, как в тот раз, – таинственно заметила подруга, благополучно преданная нами, и печально побрела на противоположную сторону Бутырской улицы.

Мне пояснила потом Наташа: Надя жила, по московским меркам, совсем недалеко – всего в трех остановках в противоположную сторону, ближе к окраине. И по поводу загадочного «того раза» я тоже не преминул спросить. Девушка легко рассказала мне, что заболталась на перроне с подружкой и села не на ту электричку – и я сделал вид, что поверил. Какое право я имел ЕЕ ревновать! Пока – никакого.

И о Наде, и о «том разе» мы мимоходом проговорили в троллейбусе. А основное содержание разговора было прежним: я распушал перья, обрушивая на НЕЕ всю силу своего обаяния, она смеялась… В кармане у меня из мелочи оказалось лишь шесть копеек, две монетки по три, и она добавила к ним еще одну – тоже трехкопеечную. В итоге мы заплатили за проезд не восемь, а девять, копейку переплатили. «Двушки» были дефицитом, никто не хотел опускать их в кассу, их копили и экономили, как иначе позвонишь по телефону-автомату? Я помню эти детали еще и потому, что, когда она передавала мне монетку, впервые коснулся ее руки, а потом троллейбус качнуло, и я придержал ее за плечо… Магнетическая связь между нами превращалась в физическую. И когда мы выходили у метро, я подал ей, как джентльмен, руку – и она оперлась на нее, не царственно – символически, как практиковали обычно наши поэтессы, а весомо: я чувствовал, что действительно помог девушке, а она еще, высвобождая кисть, с милым кокетством молвила: «Спасибо».

Словом, к моменту, когда мы ступили на эскалатор, спускающийся в прохладное чрево витражной «Новослободской», я уже был совершенно очарован ЕЮ, и если и не в тот миг, то пятнадцатью минутами позже, когда мы поднимались по эскалатору «Комсомольской».

В сей промежуток времени уместился наш диалог.

– Я провожу тебя.

– О-о, не надо, – улыбнулась она.

– Почему?

– Это трудно и долго. Настоящее испытание.

– Я не боюсь испытаний. Тем более ради тебя.

– Нет-нет. Я очень далеко живу.

– В Орехово-Горохово, что ли?

– Дальше, много дальше.

– В Ленинграде?

Снова простосердечный смех.

– Ближе. Но не намного.

– В Бологом? Кстати, знаешь анекдот про балерину в поезде Москва – Петербург и поручика Ржевского?

– Нет, не слышала.

И я рассказал, и она, не чинясь, не конфузясь, искренне хохотала. Пикантные анекдоты, кстати, являлись великолепнейшим способом проверить девчонку: если понимает двусмысленности – умна, если смеется где надо – имеет чувство юмора, если не кривится и не чинится – совсем не ханжа… И все три летучих теста Наталья выдержала на «пять с плюсом»: да, вдобавок к красоте и здоровью – умна, не ханжа, понимает юмор…

Да какие там тесты! Какие проверки! Я уже погружался в нее, тонул с головой в ее глазах, улыбке, смехе. И все продолжал настаивать на провожании: «Говорят, преступность растет, вдруг на тебя нападут пьяные хулиганы?»

– Ни в коем случае.

– Но почему?

– Говорю же: я живу на самом краю света.

– Я готов и на край света. – И значительно добавил: – За тобой.

Я словно чувствовал, что наш роман с ней окажется недолгим, и форсировал события.

– Уже поздно, как ты назад-то доберешься? – отнекивалась Наталья.

– Возьму такси.

– А потом скажешь, что я тебя разорила? Нет и еще раз нет. В крайнем случае, только до электрички.

Ну, и на том спасибо, для первого-то раза. В самом деле, подумалось мне тогда, если она живет где-нибудь в Солнечногорске или Пушкине – мне ж и правда придется после ритуала провожания тащиться в полном одиночестве назад. И ради чего? Эфемерно-прощального поцелуйчика на крыльце?..

Ах, если б я знал, сколь решительно изменила бы мою жизнь та поездка с нею! И как бы она, может, перевернула наши судьбы!..