Я не буду описывать охватившее меня чувство обиды и злости – многим женщинам оно, увы, знакомо – а те счастливицы, кому незнакомо, все равно не поймут всей его силы и гнусности.
Он меня обманывал! Он предпочел мне молоденькую набитую дуру! Таскал из семьи и без того скромные ресурсы, чтобы ублажать ее… И свои чувства утаскивал к ней тоже! Да, злоба и обида превалировали. Но, вместе с тем, я вдруг ощутила и сладостное чувство свободы: а, катись ты!.. Убирайся – и я стану наконец свободной, отделаюсь от тебя, и от твоего нытья по поводу эмиграции, и от сексуальных притязаний, и от упреков в моей к тебе нелюбви.
А Марицкий, благородный наш, готов был оставить мне свою квартиру (свекровь к тому времени уже умерла) и – даже дочерью меня не обременять, увезти ее с собой, на что я ему сказала: «А вот те шиш!..» – Я даже менее печатное слово употребила, и он умолк, лишь сказав в конце дискуссии: «Попомни мои слова: Дашенька все равно в конце концов будет со мной!»
Надо отдать Артемию должное: как бы мы с ним ни собачились, он ни разу – благородный все-таки человек! – не шантажировал меня моим прошлым: подложным паспортом, растратой, чужой фамилией. В Советском Союзе люди вообще были благородней, чем в нынешней России. Почему-то не сомневаюсь: возникни подобная коллизия сейчас, ни один муж не преминул бы припомнить, с целью получения преференций, жене ее прошлое…
В итоге в августе девяносто второго завершились все формальности, и мой бывший благоверный – женившийся к той поре, сволочь, на длинноносой двадцатишестилетней инженерше Вике – отбыл за пределы нашей Родины. Сначала прокантовались они где-то в пустынной Беер-Шеве, а потом продажная девка Вика нашла себе гораздо более перспективного израильтянина, а снова свободный Артемий сделал ноги в сторону Нью-Йорка.
И знаете, что в сухом остатке оказалось? Мы с ним гораздо лучше начали ладить, когда стали не мужем с женой, не любовниками, а просто старыми друзьями и деловыми партнерами. Я бываю у него в гостях, а он – у меня. Мы великолепно общаемся по «скайпу» и по «аське». Мы порой одалживаем друг другу денег и возвращаем их точно в срок. И Дашку он в итоге, как и обещал, к себе переманил. Она закончила Колумбийский университет и все те годы, что училась, благополучно жила с ним, хоть и не принято сие у штатников, в одной квартире. Потом дщерь все-таки связалась со стопроцентным американцем, однако проживает по-прежнему на Манхэттене, и они чуть не каждый уик-энд встречаются со своим почти семидесятилетним папаней, который удивительно хорошо для своего возраста сохранился.
Но это все случилось потом – и не со мной. А если вернуться в август девяносто второго, когда Артемий отчалил… Мне надо было выживать – но как? Все предыдущие годы в Н. я благополучно просидела инженером по технике безопасности на небольшом, но крепком заводике, куда меня устроил супруг. Но кому нужен был в эпоху ваучеров (как, впрочем, и сейчас) инженер по ТБ? И вот я с первоклассницей Дашкой на руках осталась без поддержки, без денег и, по сути, без возможности их заработать. Настоящие новые нищие.
Октябрь 2004,
Мария Касимова
Я не люблю вспоминать ранние девяностые. Если только как историю своего подвига. Впрочем, подобный массовый героизм совершили все семьдесят пять миллионов российских женщин. В отличие от мужчин, которые, через одного, подняли лапки кверху. Или сбежали, как мой бывший благоверный. Или ушли во внутреннюю эмиграцию – через спирт «Рояль», принимаемый ежедневно с десяти утра. Или схватились за такой бизнес, что лишились последнего – своих квартир. А вот слабый пол, в большинстве своем, выжил. И детей своих выкормил.
Но те времена… Так называемые бизнесмены в малиновых пальто, которые при случае и паяльником пытать не побрезгуют, и обрез из-под полы достанут… Тысячи людей, выстроившихся вдоль главных улиц со своим товаром – от укропа до чайников… И Дашенька моя – которая никогда не капризничала, ничего не вымогала, но с таким чувством однажды сказала: «Ах, мамочка, до чего ж мне хочется попробовать «Сникерс»!..»
Меня звали в челночницы в Турцию или хотя бы в Москву – я отказалась: не с кем оставить ребенка и, опять-таки, из-за моих сомнительных документов.
Зато на рынке с кроссовками неизвестной породы наперевес встала. Вернулась, так сказать, в систему торговли. Одна – без кассиров и завсекциями, накладных и ценников… И – без очередей, блата и переплаты… За десять лет условия игры переменились, как говорила моя не слишком образованная соседка по торговым рядам, «на двести градусов». Она же преподавала мне первые уроки уличной торговли: «Ты не стой столбом, кроссовкой своей труси! Кошка или тигр на движущийся предмет прыгают. Так и покупатель».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу