Марджери Аллингхэм - Работа для гробовщика

— Я сразу понял, что вы не выдержите, — радостно заметил он. — Свою натуру изменить нелегко. Небеса — не говоря уже о начальстве — ниспослали вас на это дело. Сейчас же сообщу Чарли Люку. Лучше всего встретиться с ним в заведении на Эдвард Плейс. Парень вам наверняка понравится.

И теперь, когда Кэмпион по деревянной лестнице поднялся наверх и оказался на облицованных лакированным деревом антресолях над большим полукруглым баром, взгляд его остановился на сыне Билли Люка. Инспектор оказался мужчиной крепкого сложения. Сидя на краю стола с руками в карманах, в надвинутой на глаза шляпе, с мускулами, распиравшими штатский костюм, видом своим он напоминал гангстера. У него была смуглая кожа, живое лицо, выдающийся нос, быстрый взгляд и улыбка, говорившая о бурном темпераменте.

Люк тут же встал, протягивая руку.

— Очень приятно познакомиться, — приветствовал он Кэмпиона с деланным радушием.

Каждый инспектор был единственным и абсолютным владыкой своего района вплоть до момента, когда случится что-то необычно интересное, ибо тогда его начальник в Скотлэнд-Ярде обязательно сочтет своей обязанностью прийти на помощь, и хотя инспектор бесспорно лучше ориентируется на месте, ему приходится подчиняться. Кэмпиону парня стало жалко.

— Ну, думаю, не слишком приятно, — обезоруживающе улыбнулся он. — Со сколькими убийствами в семействе Палинодов вам до сих пор пришлось иметь дело?

В узких глазах Люка сверкнули искорки и Кэмпион сообразил, что собеседник моложе, чем он полагал: тридцать четыре, максимум тридцать пять лет. Для такой должности возраст поразительно юный.

— Прежде всего, что будете пить? — Люк нажал пузатый звонок. — Нужно удалить матушку Чабб за пределы слышимости, и тогда я все вам толком расскажу.

Хозяйка, невысокая быстроглазая энергичная женщина с приятным, но изможденным лицом и седыми волосами, скрученными под сеткой в замысловатые локоны, обслуживала их сама. Она кивнула Кэмпиону, не глядя на него, и ушла пересчитывать наличность.

— А теперь, — подмигнул Чарли Люк, и в его голосе вдруг прорезался провинциальный акцент, — не знаю, что вы слышали, но коротко расскажу, что знаю. Началось все с бедного старого доктора Смита.

Кэмпион никогда не слыхал о таком враче, но тот вдруг словно оказался вместе с ними в комнате — фигура обрела свой облик словно под кистью мастера.

— Довольно высокий старый джентльмен, — ну, не такой уж старый, ему пятьдесят пять, — женатый на зловредной стерве. Слишком много работающий. Слишком впечатлительный. Каждое утро выходит из дому совершенно задерганный и идет в свой кабинет окнами на улицу, с витриной, смахивающей на прачечную. Сутулый. Спина как у верблюда. Обвисшие брюки вытерты на ягодицах. Голова наклонена вперед, как у аиста, и слегка трясется. Усталые покрасневшие глаза. Порядочный человек. Добрый. Может, не такой блестящий врач, как другие, но приличный специалист. Старая школа, хоть и не кончал знаменитого университета с именем. Слуга своего призвания, о чем всегда помнит. И вдруг начинает получать письма насчет отравлений. Это его потрясло.

Чарли Люк говорил отрывистыми фразами, на первый взгляд несвязно и хаотично, но в рассказе принимало участие все его тело. Когда он описывал, как горбится доктор Смит, его собственные плечи ссутулились. Когда упомянул про витрину, передал её форму движением рук. Столь яркая реакция делала факты очень наглядными. И Кэмпион просто вынужден был разделить беспокойство доктора. Люк тем временем продолжал рассказ.

— Всю чудовищность этого я представлю позднее, для начала только набросок. — Он снова был самим собой, быстро строя фразы и подчеркивая их жестами. — Обычные мерзкие анонимки. В них есть что-то ненормальное. Напрашивается мысль, что пишет их женщина, не слишком образованная, как можно судить по почерку. В письмах обвиняет доктора в пособничестве убийце. То, что жертва, Рут Палинод, была похоронена и никто ни о чем не спросил, якобы вина доктора. Тот постепенно приходит в ужас. Подозревает, что его пациенты тоже могут получать такие письма. В безобидных замечаниях принимается искать скрытый смысл. Бедолага начинает размышлять. Задумывается над симптомами болезни старухи. И чертовски потрясен. Рассказывает об этом жене, которая не перестает его пилить. Оказавшись на грани нервного срыва, отправляется к коллеге-врачу, тот склоняет его к решению уведомить нас. И все дело передают мне.