Эйлет Уолдман - Долгий, крепкий сон

— Даже лучше, чем «У Джованни»? — После рождения Руби мы с Питером регулярно ходили в этот итальянский ресторан по соседству. Джованни и его брат Фредерико научили Руби говорить «Чао» еще до того, как она стала говорить «Привет».

Руби на секунду призадумалась.

— Нет. «У Джованни» — хорошейший. А этот еще хорошее.

— Я рада, что тебе нравится. Давай посмотрим, как здесь кормят. Хочешь, закажу тебе фалафель и картошку-фри?

— Такой же фель-фель, как покупает папа в «Ита-Пита»?

— Точно такой же.

— Угу.

У нашего столика материализовалась официантка — миниатюрная брюнетка с очаровательной улыбкой и такими глубокими ямочками на щеках, каких я в жизни не видела. Быстро смекнув, что на иврите с нами далеко не уедешь, она тут же поинтересовалась, чего мы желаем, на почти идеальном английском. Я заказала фалафель для Руби и тарелку с восточными салатами для себя.

— Простите, мисс, — начала я, как только официантка записала заказ, — я ищу парня по имени Йося. Темные волосы, на вид двадцать — двадцать два. Не знаете?

Она с любопытством посмотрела на меня.

— А зачем он вам?

— Вообще-то я ищу его девушку, хасидку по имени Фрэйдл. Она работала у меня.

Официантка помолчала, как будто размышляя, стоит ли рассказывать, и наконец произнесла:

— Здесь редко бывают хасиды. «У Номи» — кошерный ресторан, но не настолько кошерный, если вы понимаете, о чем я.

Я не поняла, но, решив, что это не так уж и важно, спросила:

— У вас сегодня играет живая музыка?

— Да. У нас она всегда по понедельникам и средам. Поищите своего друга сегодня. Послушать музыку приходит много молодежи.

Я поблагодарила и стала рассматривать посетителей. В зале оказалось много молодых людей с такой же стрижкой, как у Йоси. Некоторые даже носили такие же коричневые кожаные куртки. Тем не менее знакомым не показался ни один.

По правде говоря, я сильно сомневалась, что мне удастся узнать израильтянина Фрэйдл, даже если он сюда и придет. Всем известно, что зрительная память вообще штука ненадежная. Когда я работала федеральным защитником, мне приходилось выступать адвокатом на процессах, где свидетели давали подробное описание преступника — причем каждый свое. Один мог утверждать, что банк ограбил двухметровый блондин, другой — что преступление совершил карлик-филиппинец. Несколько свидетелей всегда означало, что у моего клиента есть шанс выкрутиться. Проблемы начинались, когда свидетель имелся всего один. Практически невозможно уговорить судью выслушать эксперта по проблемам визуального опознания в качестве свидетеля защиты. Даже если судья и позволял вызвать нескольких специалистов, более сильное впечатление на присяжных все равно производил банковский служащий, который, тыча трясущимся пальцем в моего клиента, шептал: «Это лицо навсегда врезалось в мою память».

Я на личном опыте знала, как часто подводит зрительная память. Как-то раз в юридическом колледже наша преподавательница по опознанию о чем-то перешептывалась в начале занятий с незнакомым мужчиной, который потом вышел из класса. Час спустя она остановила лекцию и попросила дать описание внешности этого мужчины. Я была абсолютно уверена, что это молодой латиноамериканец лет двадцати, под два метра ростом, в синей ветровке и брюках цвета хаки. Я подняла руку и без колебаний выдала это описание. Большая часть аудитории со мной согласилась. Тогда наша профессор подошла к двери и открыла ее. В класс зашел тот самый мужчина. Мулат лет тридцати, ростом намного ниже, чем два метра (он просто казался выше рядом с нашей миниатюрной учительницей), в джинсовой куртке и вареных джинсах. Мое описание оказалось абсолютно неверным. И, что хуже, моя уверенность в своей правоте повлияла на мнение других очевидцев.

Так что нельзя исключить, что Йося окажется совсем не тем молодым темноволосым израильтянином среднего роста, которого помнила я, а, например, восьмидесятилетним эскимосом в инвалидном кресле.

Пока я размышляла об этой и других проблемах дедукции, Руби надоело рисовать, а Исааку — сидеть на стуле. Так что следующие несколько минут мне пришлось баюкать сына и рассказывать сказку дочери. Наконец принесли еду. Руби с увлечением принялась уплетать свой фалафель, а я, сунув Исааку грудь и прикрыв ее салфеткой, уставилась на огромное блюдо с разноцветными салатами, которое водрузила передо мной официантка. Этой еды хватило бы на трех голодных мужчин. Или на одну кормящую женщину. Я почти стонала от наслаждения, загребая теплой питой пюре из нута с чесноком.