Наталья Андреева - Кен

Накрыв стол для гостьи и мужа, Лидуша тут же исчезла. У Ксении даже мысли не возникло, что она обидится на Генку. Уйдет к себе на кухоньку, возьмется подшивать какую-нибудь кружевную занавесочку или салфеточку. И будет от этого счастлива, счастлива, счастлива…

«Господи, ведь я же сама была такой!» — вздрогнула Ксения.

Генка прислушался к звукам, доносящимся из кухни. Лидуша мурлыкала какую-то песенку.

— Вот такая теперь моя жизнь. Поэтому про Женьку ни слова, поняла?

— А что у них произошло?

— Ничего, — нахмурился он.

— А на стадион вы зачем пошли?

— Матч посмотреть.

И вдруг не выдержал, внезапно раскрылся и сдался без всякой попытки продолжить борьбу:

— Да будь он проклят, этот матч! Ну почему она так играла? Почему?!

И Ксения вспомнила тот день, когда он точно так же кричал:

— Почему? Ну почему?!

Ксения вторила ему, только молча. Голос у нее давно уже охрип от слез. Это казаться гордой легко, но быть ею на самом деле ужасно трудно. Все думают, что ты гордая, и унизиться кажется ужасно стыдно. Гордая же.

Ксения приходила к дому своей подруги тайком. Уже после развода, после того, как потеряла все: и мужа, и ребенка, и нормальное жилье. Приходила, закончив ненавистный рабочий день, уставшая и голодная. Об этом не знал никто. Ксения делала вид, что просто гуляет, но в кармане ее пальто всегда лежала горстка жетончиков на метро. Библиотека, в которой она работала, находилась почти рядом с домом, и в жетончиках этих Ксении не было нужды. Но, дойдя с работы до своего дома и всякий раз опуская руку в карман за ключом, она нашаривала там пластмассовый кружок и тут же решала:

— Поеду!

Они часто были в отъезде, почти всегда, и Ксения часа два просто сидела на лавочке, возле детской площадки. Глядя на малышей, она застывала в полной неподвижности и воображала себе, что один из них ее ребенок, а она просто сидит смотрит за ним и ждет мужа с работы.

Очень редко, но она его видела. Замечала, что он лучше других одет, хорошо держится, но мало улыбается. Пыталась его возненавидеть, захотеть убить, но снова видела этих маленьких детей на площадке и понимала, что нельзя заканчивать жизнь так глупо. И свою, и чужую. Женя Князева была ей тогда просто безразлична.

В один из таких вечеров она и поняла, что приходит к этому дому не одна. В ком-то еще жила нерастраченная ненависть, и решался тот же вопрос: жить или умереть. Только на этот раз дело касалось Евгении Князевой. К ее дому приходил тот рыжий. Они так и ходили кругами друг возле друга, пока однажды не сошлись.

— Привет! — просто сказала Ксения.

— Здравствуй, — ответил рыжий.

— Холодно сегодня, да?

— Да, не жарко, — согласился он.

Они замолчали. Ксения смотрела на детскую площадку, он — на дверь подъезда.

— Уехали, наверное, — пожала плечами она. — Не выйдут.

— Да, наверное, — согласился с ней рыжий. И Ксения сказала ему:

— Пойдем, что ли?

— А куда?

— Не знаю. Можно в кафе, только у меня денег нет.

— А у меня есть машина.

Ксения подумала, что это, может быть, прощальный подарок Жени, своего рода отступной. Принимать от нее одолжение не хотелось, но уж очень морозный был день. Подруга и бывший где-то за границей грелись на солнышке. Есть же где-то лето, когда здесь зима. И Ксения пошла за рыжим в его машину.

Это было не бог весть что, «девятка», даже не новая, а подержанная. Рыжий тут же достал из спортивной сумки термос и два пластмассовых стаканчика. Налил горячий черный кофе, протянул один стаканчик Ксении.

Она глотнула, обожглась, но зато почти согрелась. Рыжий завел мотор и вскоре включил печку. Никуда они не поехали, сидели в машине, пили кофе и молчали. Потом Ксения сообразила:

— А как тебя все-таки зовут?

— Геннадий. А ты Вишенка?

— Ага. Черри, — горько усмехнулась Ксения. — А ты Женьку любишь?

— Не знаю.

— Зачем же тогда сюда ходишь?

— Не знаю.

— Дурацкая штука жизнь, да?

— Почему? Хорошая.

«Наверное, все брошенные мужчины — оптимисты, — подумала Ксения. — Надеются, что тот, другой, окажется хуже. А я вот знаю, что мне никогда не быть такой, как Женька».

— Послушай, Генка, а с ней хорошо? Ну, в смысле, она что, очень опытная, да?

— Не знаю. У меня других не было.

— И у меня. Слушай, давай не будем сюда больше приходить? — Он все так же безразлично пожал плечами. Ксения вздохнула: — Странный ты. Не знаешь, любишь или нет, не знаешь, зачем ходишь. Ну что-то же ты должен знать?