Возможно ли, что последние цифры были номером дома? Только в Северной Америке номера домов доходили до таких высот. А если номер телефона? Это более вероятно, но загвоздка в том, что здесь в городе после четырехзначного кода всегда шли шестизначные числа, или совершенно произвольный трехзначный номер следовал за более или менее фиксированным трехзначным номером. Так 931 и 817 могли быть последними цифрами в общих десятизначных номерах…
Манго подошел к окну, чтобы закрыть его на ночь. За последнюю неделю сильно похолодало. Конечно же, в Корфу такого не ожидается. Там не будет густых облаков, цепи гор не скрываются в тумане, их покрытые снегами вершины сияют в лунном свете, белые ледники сползают медленно вниз, небо зеленое, как мрамор, появляется… Где оно появляется, он не придумал.
На другом берегу реки Шот-Тауэр одевали в строительные леса. Есть у него время, чтобы составить шифровку для Единорога? Надо, чтобы он разузнал, что и как. Но похоже, что времени нет. Он еще не собрался.
Из-за угла с Хилл-стрит показался Грэхем в своей неизменной футболке с осьминогом и даже в это время в умопомрачительных солнечных очках Черные волосы падали на лоб. Манго поднял приветственно руку, и Грэхем помахал в ответ. Затем он бросил сигарету и затоптал ее.
Никогда в жизни он не боялся полицейских. Всегда было ощущение, что они на его стороне, да так оно и было со времени смерти Черри. Вероятно, единственным утешением его и родителей была поддержка полиции, сознание того, что они объединились против человека, который разбил и уничтожил их счастье. Марка Симмса, если они только знали это.
Средних лет ничем не примечательной внешности мужчина и молодая хорошенькая женщина. А почему, собственно, он подумал, что они из полиции? Он был в этом уверен с первого момента, как они вышли из обычной машины без мигалки, без каких-либо других опознавательных знаков спецмашин. Вероятно, потому, что шофер, оставшись в машине за рулем, своим бесстрастным взглядом напомнил ему шофера полицейской машины из того времени, шестнадцать лет назад. Но сейчас они здесь из-за его собственного вмешательства в действия банды, подумал Джон, когда увидел, как мужчина уверенно открыл ворота и пошел по короткой тропинке к входной двери. Это тоже указывало на то, что они из полиции. Любой другой мужчина открыл бы ворота для женщины и пропустил бы ее вперед.
Зазвенел дверной звонок. Хоть Джон знал, что так и должно быть, его звук заставил вздрогнуть. «Боже, какой же я дурак — подумал он. — Они пришли ко мне, потому что из всех мужчин города я единственный, кто имеет самые большие претензии к Питеру Морану. Я его главный враг. Каким-то образом они нашли записку и каким-то образом раскрыли, что Питер Моран неизвестен банде. Будет хуже для меня, если я солгу…»
Почти сразу мужчина сказал — после того как поздоровался и представился инспектором-детективом Фордвичем, — что ему не о чем беспокоиться. Вероятно, его лицо выглядит обеспокоенным, подумал Джон. Они, вероятно, говорили так всегда, прежде чем арестовать, и это ничего не значит. Джон пригласил их войти и провел в гостиную. Инспектор показался ему знакомым. Это смутное чувство узнаваемости переросло в уверенность, когда Фордвич сказал.
— А я был в этом доме раньше, шестнадцать лет назад. Я тогда был констеблем. Не уверен, что вы меня помните.
— Да, нет. Мне кажется, что я вспомнил вас, — ответил Джон.
Вероятно, он тоже изменился, как и этот мужчина. Им обоим сейчас под сорок, и если время не сделало их толстяками, оно уплотнило их мышцы и утолщило кости, бросило седины в волосы. Черты лица несколько расплылись, глаза потускнели. Как контраст, девушка, которую он представил как детектива-констебля Обри, выглядела удивительно молодо. Светловолосая, со свежим лицом, оживленная и энергичная.
Джон беспомощно переводил взгляд с одного на другую, не в состоянии чего-нибудь придумать, чтобы продолжить разговор. Он был убежден, что Фордвич будет с ним играть, держа его в неизвестности, прежде чем дойдет до дела.
— Можно нам присесть?
Джон кивнул. Сейчас он вспомнил детектива лучше. В те дни это был энергичный и живой молодой человек. Он вникал в каждую мелочь их домашней жизни, использовал любой шанс в расследовании, расспрашивал, кропотливо наводил справки и, по-видимому, обладал интуицией и был честолюбив. Его честолюбие, вероятно, сыграло роль в продвижении по службе, но не настолько, чтобы подняться высоко и оставить эту «тихую заводь», которой можно было считать их город.
Читать дальше