Рут Ренделл - Никогда не разговаривай с чужими

Однако полдня он не отходил далеко от телефона. Но когда жаркий душный день перевалил за полдень, а никто так и не пришел и не позвонил, Джон понес книги в библиотеку на Люцерна-роуд и, не отдавая себе отчета, почти автоматически, прошел на полмили дальше, к эстакаде и кошачьей лужайке.

Внутри колонны записка была. Джон открыл пластиковый конвертик, переписал сообщение и тут же на месте расшифровал его. «Левиафан — Харибде. Мартин Хилман, Тревор Аллан, разузнать и доложить», — прочитал он.

Кто эти люди? Владельцы магазинчиков, хозяева небольших коммерческих фирм, которых банда собиралась запугать? А впрочем, почему это должно его беспокоить? У него что? Нет других, более важных и неотложных личных дел, о которых надо в первую голову побеспокоиться? Джон вернул шифровку на место.

Котов сегодня нигде не было видно. Впрочем, он не прав, желтый мех виднелся под дальним чахлым кустом, где петля дороги огибала лужайку. Джон и сам не понял, зачем решил подойти ближе. Вероятно, из-за того, что кот не шевелился и его глаза не следили за ним, как обычно. Джон пробрался через сухую колючую траву, разбросанные острые косточки.

Кот-повелитель был мертв. Он лежал, вытянувшись, с открытыми остекленевшими глазами, и мухи в такую жару уже занялись своей работой. Джон не увидел ни крови, ни каких-либо повреждений. Окоченевшая мордочка как будто покрылась белым инеем — кот был старым, наверное, достаточно старым, чтобы умереть естественной смертью. Джон не очень любил кошек, да и этот свирепый полудикий кот не был его любимцем. Однако его смерть вызвала в сердце необъяснимое волнение, даже сострадание. Одинокий трупик станет, скорее всего, добычей питающихся падалью животных, и если бы появилась возможность похоронить кота, Джон сделал, похоронил бы его. Но все, что он мог совершить здесь, как, впрочем, бесполезный жест, это нарвать охапку травы и прикрыть ею кота. Заканчивая грустное занятие, Джон почувствовал удушье. В какой-то книге по биологии он читал, что такого рода переживания могут спровоцировать приступ астмы.

Он медленно направился домой. В груди накапливалась мокрота, глаза слезились. Он мог бы действительно разреветься из-за кота, из-за собственного одиночества, из-за страданий Дженифер, из-за Черри. И никто из прохожих даже не обратил бы внимания. В такую умопомрачительную жару люди редко смотрят друг на друга, они теряют любопытство и наблюдательность.

Телефон звонил, когда он вошел в дом. Джон подумал, что это, должно быть, кто-нибудь из них — Дженифер, Марк Симмс, Колин и даже Питер Моран. Но это был только Гэвин.

— Я подумал, что вам, должно быть, интересно узнать, что с Гераклом все сейчас в порядке.

Мгновение Джон не мог понять, о ком идет речь. Но потом до него дошло, что Гэвин звонит по поводу скворца. Ему стало обидно. Видимо, только потому, что он одинокий, вроде вдовца, замкнулся в себе и ничего вокруг не замечал, Гэвин решил, что может вот так запросто позвонить ему и молоть всякую чушь. Гэвин говорил и говорил на своем едва понятном сленге о болезни Геракла, о птичьих вирусах, где их можно подхватить, и о том, что он носил Геракла в ветлечебницу три раза.

— Полагаю, фирме грозит оплата счетов, — съязвил Джон и немедленно пожалел об этом. В конце концов, скворец принадлежит Троубриджу и стоит немалых денег.

— Я сам заплачу, — заверил Гэвин.

Телефон больше не звонил. Вот так отпуск, подумал Джон, когда было почти семь. Нигде не побывал, даже тетушку не навестил.

Он позвонил Колину, и трубку сняла Констанс. Как само собой разумеющееся, он получил от нее приглашение посидеть где-нибудь всем вместе, включая, конечно же, и ее. Таким образом, Джон оказался в немноголюдном сельском пабе с грязными столиками и неповоротливым хозяином и должен был принять на себя обязательства весь вечер вести беседу с миссис Гудман о снижении стандартов образования в британской начальной школе.

Никто ни разу не вспомнил ни их последнюю встречу, ни Питера Морана, но через некоторое время миссис Гудман в не допускающей возражения форме начала говорить о современном браке, о том, как она счастлива, что Колин никогда не был женат, так как он разошелся бы уже с женой — она в этом уверена — к этому времени, и что миссис Гудман вряд ли назовет семью, в которой супругам было бы под пятьдесят. Зато она перечислила многих, кого знала и у кого все закончилось печально. Колин откровенно зевнул.

— Извини, если я надоела тебе, Колин. Если тебе так скучно, извини, что я уступила тебе, когда ты настаивал, чтобы я пошла с вами.