Анатолий Безуглов - Конец Хитрова рынка

Беседы наши проходили по вечерам, после работы. Именно беседы, а не допросы. Так по крайней мере они воспринимались Пружниковым, который никак не мог прийти в себя после пережитого. Да и не только им. Заглянувший ко мне в кабинет на огонек Фуфаев после ухода Пружникова с ехидцей сказал:

— Будто братья родные.

— Ну, мы все родственники… По Адаму.

— Это верно, — согласился Фуфаев. — А парень здоровый, одним пальцем раздавит. — И, глядя куда-то в сторону, сказал: — Что-то Ревиной давно не видно…

Я ничего не ответил.

— Слышал, развелись?

— Если слышал, то чего спрашиваешь?

— Да так, к слову…

Тогда его вопросу я особого значения не придал.

Астрологи считали, что в зодиаке двенадцать знаков. Старший оперуполномоченный уголовного розыска Цатуров придерживался на этот счет иного мнения. Он утверждал, что в зодиаке Московского управления милиции имеется и тринадцатый знак — Алексей Фуфаев.

— Девки гадают по воску, шулера по картам, а мудрецы только по Фуфаеву, — балагурил в бильярдной Цатуров. — Я по Фуфаеву судьбу каждого из вас предскажу. Двумя руками твою руку трясет? Обнимает? Улыбается? Значит, у тебя премия, повышение по службе и отдельная комната в общежитии. Не обнял? Общежития не жди — остальное будет. Только улыбка — благодарность в приказе. Рукопожатие обычное — никаких изменений в судьбе. Кивнул? Даже стенгазета не похвалит. Не заметил? Жди неприятностей. А уж если засопел и брови нахмурил, то не теряй зря времени, ищи другую работу и пиши заявление: «Прошу по собственному…» Тринадцатый знак зодиака никогда не подведет, всю правду о твоем настоящем и будущем расскажет. Так что только на Фуфаева гадай. Не ошибешься. Не человек — созвездие судьбы!

Как обычно, без преувеличений у Цатурова не обошлось. Но в его рассуждениях имелось, бесспорно, и рациональное зерно, если не горошина. По обращению Фуфаева с тем или иным сотрудником можно было делать некоторые выводы.

Поэтому, когда Фуфаев на очередной оперативке поздоровался со мной кивком, а по окончании совещания разговаривал тоном сварливой тещи, окончательно разочаровавшейся в своем непутевом забулдыге-зяте, я понял, что Тринадцатый знак зодиака не предвещал ничего хорошего.

Впрочем, и без гадания на Фуфаеве было ясно, что мною недовольны. Это ощущалось во всем. Правда, отделение продолжали хвалить, но за каждой похвалой обязательно следовало неприятное слово «однако», которое сводилось к «горелому делу». Не говоря уж о том, что Белецкий затянул сроки расследования, он еще занял странную, если не сказать больше, позицию. («Есть такое мнение», — заметил как-то Фуфаев.) Меня пока «наверх» не вызывали, не теребили, но давали понять, что всему есть предел, в том числе и терпению.

Подобное отношение являлось не столько следствием моих трений с Эрлихом, сколько той бурной деятельности, которую развил Шамрай.

После того как я приступил к прощупыванию его «болевых точек», он позвонил по телефону и предложил встретиться. Мы встретились, но оба остались неудовлетворенными состоявшейся между нами беседой.

К концу беседы Шамрай сказал:

— Я тебе хотел помочь, но вижу, что ты в моей помощи не нуждаешься.

— Почему же? Помощь никогда не вредит. Но помощь помощи рознь…

Шамрай словно проглотил что-то: кадык на его жилистой шее прыгнул вверх, а затем так же стремительно опустился.

— Это ты уже Эрлиху разъяснял…

— Правильно, разъяснял.

— Ну, вот видишь… — Он усмехнулся и раздавил пальцами окурок в жестяной банке, которая по-прежнему занимала почетное место на столе.

— Вижу.

— Ну, а я в тонкостях розыска не сведущ. Ни к чему мне это. Но в партийной этике разбираюсь. И откровенно тебе скажу: не блюдешь ты партийную этику. Не считаешься с ней. Ты уж извини, но я человек простой — от станка, от наковальни: заячьи петли делать не привык. Я все по-простому, без всяких экивоков: что думаю, то и говорю.

— Тогда говори до конца, — предложил я.

— А я до конца и говорю. Не наших ты людей в помощники взял.

— Не понимаю тебя.

— А что тут понимать? Тут семи пядей во лбу не требуется. И с одной все ясно. Вот мне докладывали, что ты Плесецкого где-то разыскал, бывшего нашего вахтера. Я же тебе тогда еще говорил, при первом знакомстве: алкоголик, ворюга, классово чуждый… Говорил ведь?

— Говорил.

— То-то и оно. А ты его все-таки нашел где-то на помойке и в свидетели пригласил: милости просим, уважаемый — как его там? Допрашивал, слушал, как он грязь на всех льет… И уверен: не осадил, не поставил его на положенное место. Домработницу мою для чего-то вызвал, бабу неграмотную, которая рада-радешенька посплетничать да поболтать попусту. Ведь обоих вызывал?