Анатолий Безуглов - Конец Хитрова рынка

Фрейман внимательно посмотрел на меня, и губы его перестали шевелиться: понял.

Я стал считать про себя. Иногда это помогало. Когда я досчитал до ста, боль стала понемногу утихать. А может, показалось?

Я незаметно шаркнул под столом ногой и услышал звук, слабый, отдаленный, но звук.

— Закурить у тебя не найдется? А то Дятлов докурил всю мою пачку.

Каждое слово отдавалось в голове болью. Но я слышал, что говорю, а это — главное.

Фрейман пододвинул коробку, и я услышал, как она ширкнула по сукну стола. Он курил «Казбек», слишком слабые папиросы. Вместо удовольствия — кашель. Я с отвращением закурил.

— Как ты себя чувствуешь?

Я пожал плечами:

— Как обычно. Так что же ты советуешь, отдать «горелое дело» на откуп Эрлиху?

— Нет.

— Странно.

— Я привык, чтобы моими советами пользовались, — сказал Фрейман. — Зачем зря давать советы?

Что ж, он и тут прав. А Сухорукову, конечно, нужно было доложить. Но теперь переигрывать поздно.

Советы… Кто-то сравнивал советы с лекарством: их охотно дают, но неохотно принимают. А Фрейман, видимо, в такой ситуации отказался бы от «горелого дела». Это было самым разумным…

«Горелое дело», Илья Фрейман, Явич-Юрченко, Рита и… статья о челюскинцах. Впрочем, если быть до конца точным, то не сама статья, а мой разговор с Ритой летом прошлого года. Тогда, наверное, не было ни одного журналиста, который не писал бы или не собирался написать о челюскинцах.

Тревога, охватившая страну в феврале 1934 года, когда стало известно, что льды Чукотского моря раздавили экспедиционное судно «Челюскин» и сто четыре человека высадились на лед, весной сменилась всенародным ликованием. В день прибытия в Москву челюскинцев и летчиков, принимавших участие в их спасении, город утопал в цветах.

Весь путь героев от Белорусско-Балтийского вокзала — так тогда именовался Белорусский вокзал — до Красной площади в буквальном смысле был устлан цветами. Улица Горького напоминала гигантский ковер из восточных сказок.

Спасение челюскинцев в преддверии неизбежной войны с капитализмом воспринималось в народе как демонстрация мощи Советского Союза.

Газеты были заполнены «челюскинскими» статьями, корреспонденциями и интервью с полярниками. Редакция «Правды», которой ЦК ВКП(б) поручил подготовить книгу воспоминаний челюскинцев, чтобы обезопасить подопечных от беспрерывных наскоков журналистов, поместила полярников в свой дом отдыха в Серебряном бору. Но хитрость была разгадана…

В Серебряном бору в числе других журналистов побывал не только вездесущий Вал. Индустриальный, способный в случае необходимости совершить воздушную прогулку в бомболюке аэроплана (это Он однажды проделал, к ужасу обнаруживших его летчиков), но и Рита, которая никогда не отличалась подобной предприимчивостью. Она беседовала, если не ошибаюсь, с челюскинцами зоологом Стахановым, геодезистом Геккелем и чуть ли не с Отто Юльевичем Шмидтом, который время от времени навещал Серебряный бор. Записи ее заняли четыре толстые тетради, но «выход», с моей точки зрения, оказался незначительным.

Рита написала, пользуясь языком газетчиков, «трехколонник» — «Дрейфующий быт» и маленькую заметку «Зайцы», посвященную двум парням, мечтавшим попасть в Арктику и открыть там «хотя бы маленький островок». Они прокрались в ленинградском порту на «Челюскин», спрятались на корабле, но вскоре были обнаружены и, несмотря на отчаянные мольбы, высажены в Мурманске. Статья «Дрейфующий быт» начиналась с перечня тем лекций:

«О будущем социалистическом обществе», «О путях развития Советского Севера», «О теории психоанализа Фрейда», «О современной советской поэзии», «О творчестве Гейне и его жизни», «О фашистской теории белой расы», «Об атласе мира», «О музыке и композиторах», «Об истории дома Романовых», «Об истории монашества в России», «О задачах прикладной и теоретической биологии»…

Это были лекции, прочитанные начальником Главсевморпути на дрейфующей льдине слушателям, которым ежеминутно угрожала смерть…

Из Ритиной статьи читатель мог узнать, что челюскинец Баевский написал заметку «Задачи коммунистов», механик Матусевич — о работе машинной команды во время аварии, Геккель был озабочен изучением дрейфа остатков «Челюскина», а некто, скрывавшийся за инициалами «А. К.», поместил заметку о брезентовых рукавицах. Но в статье было очень мало о самих людях, об их взаимоотношениях, об их прошлом. Поэтому, несмотря на яркие, тщательно отобранные факты, статья показалась мне суховатой.