Еще по пути в тюремное отделение помощник пристава, провожавший Дмитрия, рассказал, что парня нашли на грузовом причале в пустом баркасе. Он, видно, заполз туда ночью, а утром не смог встать. Его задержали не столько как бродягу, а скорее из жалости, определив в городскую благотворительную больницу. Но когда из Гродненской губернии пришел ответ, что такого там не знают, его перевели в тюремный лечебный изолятор и подали в розыск. Помощник пристава жалостливо сказал, что оба доктора — и больничный, и тюремный назвали неизвестного «не жильцом», определив оставшийся ему земной срок едва ли месяцами, скорее, неделями, а то и днями. Правда, его подлечили, он ожил, но, говорят, уже это не имеет значения. Кто бы ни был этот человек, он у всех вызывает жалость.
— Вот так дела обстояли, когда пришел запрос от господина Петрусенко, — заключил помощник пристава. И протянул умиленно: — Да, помнят у нас Викентия Павловича. Легендарный человек!
Дмитрий знал, что дядя его, будучи еще следователем, а потом и следователем по важнейшим делам, бывал во многих городах, принимая участие в розысках. Одно из самых громких дел раскрыл именно в Саратове Его спутник, не зная, что Дмитрию многое известно, вспоминал:
— Бывал господин Петрусенко у нас, давно, правда, я только первый год тогда служил, приблизительно в вашем возрасте… У нас тот год несколько убийств зверских совершилось, люди, чуть стемнеет, выходить на улицы боялись. А негодяй казался неуловимым. Викентий Павлович приехал помочь вести расследование. И нашел убийцу — по следу от саней.
Дмитрий, улыбнулся, покачал головой: слыхал, слыхал он об этом «санном следе». Вот и сейчас, когда он собирался уезжать в Саратов, Викентий Павлович тоже сказал:
— Жаль, не застанешь ты там уже ни полицмейстера Вахрушева — умер Устин Петрович, ни моего хорошего друга Кирилла Одинокова. Отличный сыщик и славный человек, смельчак. Что ж, его по праву перевели на повышение, в Санкт-Петербург… Петроград, то бишь!
Викентий Павлович споткнулся на названии города, поморщился:
— Это надо же, какая глупость — переименовать город! При чём тут германцы и город Святого Петра? Невежество наших образованных кругов, от которых сия инициатива исходила, поразительно! Пётр Первый вовсе не собирался называть основанный им город в свою честь. «Санкт-Питербурх» — так на голландский, а отнюдь не на немецкий лад назвал он, в честь своего святого. Если уж хотели сделать по-русски, то скорее «Святопетровск»…
Митя тут был не совсем согласен с дядей, но промолчал. А тот вернулся к рассказу о своём саратовском друге.
— Три года уже Кирилл Степанович служит в столице. Он давно об этом мечтал, прийти как бы на смену своему кумиру, знаменитому Путилину.
Митя, конечно, об Иване Дмитриевиче Путилине знал много. Сорок лет в Санкт-Петербургском управлении сыскной полиции действовал этот талантливый русский сыщик. Начинал младшим помощником квартального надзирателя Толкучего рынка, а окончил начальником управления, тайным советником. Но не карьерой славен был, а блестящими делами: им было раскрыто множество хитроумных мошенничеств, подлогов, поджогов, загадочных убийств. У него были свои методы работы — переодеваться, например, в простую одежду и ходить по постоялым дворам, притонам, трактирам, где околачивается всякая бесприютная голь и бродяги — рассадник преступлений. Здесь Путилин вслушивался, запоминал речи, разговоры, лица, изучал воровской жаргон, заводил всякого рода знакомства. Это умение преображаться много раз выручало ему, много раз позволяло ухватить кончик нити запутанного преступления…
— Кирилл Степанович всегда восхищался Путилиным, — продолжал Петрусенко. — Теперь продолжит его дело. Поехал вместе с женой, дочкой и сыном. Жаль, Митя, не узнаешь ты их. Жена его, Ксения Аполлинарьевна, просто необыкновенная женщина. Я как раз был свидетелем их знакомства. Она в том деле, которое мы тогда с Кириллом вели, очень помогла нам. Так рисковала, совершенно сознательно! И в самом деле чуть не погибла.
— А он, наверное, спас её?
— Я уловил в твоём вопросе иронию? — Викентий Павлович усмехнулся. — А ведь так и было! Впрочем, без лишней скромности скажу, что спас Ксению всё-таки я. Кирилл чуть-чуть опаздывал… Разве я тебе не рассказывал?
— Да, но без этих подробностей.
…Все эти разговоры припомнились Дмитрию Кандаурову теперь в Саратове. После тогог, как помощник пристава с таким восхищением заговорил о его дяде. Викентии Павловиче Пентрусенко. А тот продолжал:
Читать дальше