Наталья Александрова - Кодекс надежды

– Я у Милки, у Милки была, у нее, понимаешь, вопрос такой… Муж кота хочет завести, а собака против! – плела она все, что приходило в голову. – Милка между ними мечется, как между молотом и наковальней, вот, меня в судьи позвала.

– И что ты посоветовала? – улыбнулся муж, поглаживая Бейсика, который посматривал на Надежду хитрым зеленым глазом, показывая, что нисколечко ей не верит.

– А, пускай сами разбираются! – Надежда махнула рукой и проскочила поскорее в ванную, чтобы смыть проклятые стрелки.

– А ты на даче у Милки была? – Муж придержал дверь.

– С чего ты взял? – непритворно удивилась Надежда.

– А от тебя шашлыками пахнет, – сообщил муж без всякого коварного подтекста.

Надежда вздрогнула, вспомнив про взорванный пикап, про его страшное содержимое в салоне и слегка обгорелый труп водителя. Шашлыки! О господи!

– Да нет, это у них во дворе листья жгли, так пока мы с Милкой спохватились окна закрыть, вся квартира дымом провоняла! – Она наконец захлопнула дверь ванной и пустила воду.

Той ночью брат Никодим спал плохо. Едва он закрывал глаза, перед ним возникал то бьющийся в судорогах брат Даниил, то распростертый на каменных плитах хранитель библиотеки, то удивительные создания, изображенные на страницах странной книги, – скорпионы с женскими лицами, многорукие птицы, клыкастые жабы.

В какой-то момент он все же заснул, но снова проснулся, ибо ему показалось, что мимо его кельи кто-то прошел, прошел крадучись, словно на недоброе дело, а затем он услышал где-то в дальнем конце монастыря крик, полный ужаса и тоски.

Проснувшись, брат Никодим сел и прислушался, но более ничего не услышал. В монастыре царила обычная ночная тишина.

«Должно быть, – подумал он, – мне все это послышалось – и крадущиеся шаги, и крик».

Некоторое время брат Никодим лежал, прислушиваясь к ночным звукам, но больше ничего не услышал, кроме громкого храпа, доносящегося из соседней кельи.

Ночные часы тянулись долго, и он начал уже снова засыпать, когда возле его кельи послышался звон колокольчика и громкий голос проговорил:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

То был голос одного из братьев бодрствователей, который в этот ранний час обходил монастырские кельи.

Все братья монастыря по очереди несли эту службу – не ложились ночью спать, но бодрствовали в монастырской церкви, чтобы в предрассветный час разбудить прочих монахов и призвать их к раннему богослужению.

– Аминь! – отозвался брат Никодим, чтобы показать брату бодрствователю, что он пробудился.

Вскоре все монахи и послушники, свободные от неотложных дел, собрались в монастырской церкви.

Брат Ансельм начал двадцать второй псалом, пропел первую строку, и остальные монахи дружно подхватили. Звонкие голоса сплелись в сложный узор хорала и поднялись к церковному куполу.

Брат Никодим почувствовал удивительную легкость и радость, которые всегда возникали у него при пении псалмов. Он чувствовал, как его голос вливается в общую гармонию, чувствовал, как искренняя вера наполняет все его сердце…

Вдруг раздался громкий крик, и на середину церкви выбежал молоденький послушник. Лицо его было перекошено, глаза округлились от ужаса.

– Смерть! – выкрикнул он, задыхаясь, и схватился за грудь. – Смерть и ужас!

Отец настоятель поднялся во весь свой рост, подошел к послушнику и схватил его за плечо:

– Надеюсь, у тебя была серьезная причина, чтобы помешать богослужению!

– Смерть… – повторил послушник и разразился безудержными рыданиями.

Сейчас брат Никодим разглядел, что он совсем еще юн, едва ли хоть раз брил бороду.

– Говори толком, что случилось? – отец настоятель смягчил свой голос.

– Брат библиотекарь… – пролепетал послушник, преодолев рыдания. – Он мертв… он умер… он убит…

– Убит?! – переспросил отец настоятель и быстро огляделся, словно проверяя, нет ли рядом посторонних, не подслушивает ли кто-то их разговор. – Веди нас!

Послушник вытер глаза, подобрал край рясы и быстро пошел из церкви в сторону жилого здания.

Отец настоятель шел за ним большими шагами, прочие монахи поспешали следом, перешептываясь.

Коридор, который соединял монастырскую церковь с восточным крылом монастыря, где размещались скрипторий и библиотека, был еще совсем темен. Кто-то из монахов озаботился взять в церкви канделябр с тремя свечами, и теперь колеблющийся свет этих свечей озарял путь взволнованным братьям.

Вслед за послушником монахи, тихо переговариваясь, вошли в скрипторий.