Наталья Лебедева - Склейки

Малышева, стараясь не смеяться, достала из сумочки зажигалку, чиркнула и поводила перед окошком. Эдик внимательно следил за ее манипуляциями.

– Ты чего? – спросил он наконец.

– Я думала – вспыхнет,– шепнула она тоном капризного ребенка.

Шутка была такой идиотской, что они рассмеялись – не над самой шуткой, но над ее идиотизмом. Боясь разбудить охранника, Малышева кусала рукав собственной шубы, и Эдик, зараженный ее примером, тоже немного покусал рукав.

Отплевываясь от серых приставучих шерстинок, они распахнули офисную дверь и выползли на заснеженное крылечко.

– Стой! – шепотом закричала Малышева.– Ключ! – И снова захохотала, упираясь в дверь обеими руками.

– Мужчина найдет выход! – сказал Эдик, снова стукнув себя по сигаретам, и приволок на крыльцо лежащий неподалеку обломок огромной сосульки.

Супермаркет встретил их неприветливо: слишком ярким светом, резким запахом селедки и креветок, сонными лицами продавщиц. Почти жалея, что пришла сюда, Малышева решила шикануть и тем самым хоть как-то оправдать свое присутствие. Она решительно подошла к витрине винного и велела продавщице достать бутылку самого дорогого вискаря, который стоил почти пять тысяч. Ей казалось, что выглядит она сейчас очень эффектно.

Эдик, едва за ней поспевавший, казалось, трезвел.

Когда они шли обратно к офису, он, сунув в карманы брюк замерзшие руки и зябко поводя плечами, заметил:

– Это как же я так смог?

– Ты о чем? – поинтересовалась Малышева.

– Я же в кабинете был?

– Был.

– Так я когда словарь брал, видел на столе свои ключи от офиса. Еще подумал: о чем это они мне напоминают? И куртку не взял, идиот...

Малышева пожала плечами. Ей снова стало весело от Эдиковых признаний, и селедочно-креветочное отчуждение исчезло.

– Бежим греться! – крикнула она и побежала вперед, скользя ногами по сырому свежевыпавшему снегу и с трудом удерживая в руках литровую бутыль.

Подбегая к крыльцу, они увидели, как обломок сосульки, крошась и скользя, выезжает, позволяя двери закрыться. Эдик рванул вперед и едва успел подставить плечо.

– Теперь тырим ключи,– шепнула подоспевшая Малышева.

– А может быть, разбудим его? – неуверенно спросил Эдик.

– Не надо.– Малышевой отчего-то было стыдно перед охранником за захлопнутую дверь: сразу вспомнилось, как в детстве мама заставляла носить ключ на веревочке – на шее, чтобы не потерялся. Сначала ключ был жутко холодным, а потом нагревался и противно лип к телу.

Охранник спал, слегка надувая щеки и размыкая губы в беззвучном «ба!». Время от времени между губами натягивалась и лопалась тонкая пленка слюны. Перед ним на столе, возле газеты с недоразгаданным кроссвордом лежал ключ от железного шкафчика.

Придерживая полу полушубка, Малышева потянулась за ключом, потом отперла дверцу. За ней на крючочках висели ключи от кабинетов, помеченные белыми с зеленой окантовкой бирочками. Тонкая Малышевская рука потянулась вперед, но тут охранник всхрапнул, подавился слюной, закашлялся и попробовал было перевернуться на бок. Ему, сидящему в узком с жесткими подлокотниками кресле, это не удалось, и он остался лежать, как лежал, а вскоре снова стал посапывать. Схватив ключ и даже не заперев дверцу шкафчика, Малышева, не дожидаясь Эдика, бросилась из стеклянной будки вверх по лестнице.

Ключ вошел в замок как-то туго и поворачиваться не желал. Малышева вышла на лестницу и в тусклом свете, проникающем сюда с третьего этажа, стала разглядывать бирку.

– Черт! – сказала она наконец.– Не тот.

Подошедший Эдик спросил:

– Не свой взяла?

– Не свой. Бирки, заразы, похожи. У меня написано – ГЛ. РЕД., а у Захара – ГЛ. РЕЖ.

– Пойдем опять?

– Да ну! Не хочу. Может, по домам? – Уже почти трезвой и совсем не злой Малышевой этот выход из положения показался наилучшим. Но Эдик считал иначе. Ему, видимо, хотелось выпить еще.

– Ты бы знала, как я замерз. Пойдем тогда к Захару.

– Скандал устроит.– Малышева нерешительно приподняла плечо.

– А кто ему скажет?

– Ну пойдем...

В кабинете Захара было тесно. Он был почти такого же размера, как и малышевский, но весь уставлен столами и шкафами, на которых громоздились горы бумаги и портмоне с DVD-дисками: кроме самого Захара здесь обретались девушки, делающие утренний канал и пару рекламных программ. Для «погод», которых отбирал и снимал тот же Захар, в кабинете висело зеркало, на полочке перед ним была неряшливо раскидана косметика.