Джонатон Китс: Химеры Хемингуэя

Итак, вот она — Американская Мечта, наша единственная подлинная трагедия. Или назовите ее Анастасией. И поверьте.

Вот она спит. Пока не будите ее. Ночь выдалась не из легких, о чем нетрудно догадаться, глядя на нашу героиню, полностью обнаженную, если не считать одного носка. Другой запутался в одеялах у нее в ногах. Калифорния, тепло. Утро. Она вздыхает. Маленькая рука — ее рука — тянется к свету, будто надеясь обнаружить тяжесть другого тела, крупнее. Держаться не за что. Она запускает пальцы в волосы, длинные и спутанные, особенно темные, точно древняя бронза, в сравнении с бледностью щек, и шеи, и груди.

Есть. Два карих глаза открыты. Она проснулась.

У Анастасии на ушах родинки: бабушка говорила, что это божьи отметины, его напоминание о том, что на роду написано. В бога бабушка не слишком-то верила, по крайней мере в его разрушительную ипостась, но в этом единственном вопросе Анастасия все же предпочитала ей доверять, и, подозреваю, эта выдуманная личная легенда не хуже прочего объясняет, как она очутилась в Пало-Альто в Университете Лиланда, [3] Университет Лиланда Стэнфорда-мл. (Стэнфордский университет) расположен рядом с городом Пало-Альто в районе залива Сан-Франциско. на другом конце страны, вдали от родных и всего, что с ними связано, и даже как она проснулась этим осенним утром — дабы сделать шаг к будущему, которое никто еще не мог представить, но о котором, однако, год спустя «заранее знали» все центральные газеты, — проснулась, опоздав в библиотеку, где трудилась по полдня.

Работником она была ужасным. Вот почему, подозреваю, ее и отправили в специальный фонд, подальше от стойки регистрации, заносить в каталог пожертвования выпускников университета, сделанные исключительно ради получения налоговых льгот и обреченные на вечное хранение в бункере тремя этажами ниже библиотеки. Несмотря на это, Стэси относилась к работе весьма серьезно. Ее преподаватель литературы — с которым она иногда спала и которому была обязана своей должностью в библиотеке — как-то назвал ее перспективной ученицей. И она прилежно изучала то, что, по идее, должна была просто оформлять.

Так, может, его комплимент ночью накануне и заставил ее в это самое утро особо пристально вглядываться в бумажный хлам? Не потому ли она так усердно исследовала бесчисленные пачки писем и фотографий, не потому ли, собственно говоря, так внимательно прочла то, что оказалось (как она позже лихо заявила) чьими-то выброшенными мемуарами? Трудно вообразить, тем более зная, что произошло, но давайте все же попытаемся. Хотя бы этим мы обязаны бедняжке.

Мемуары состояли из пяти исписанных карандашом общих тетрадей, перевязанных бечевкой. Анастасия почти сразу предположила, что автор их был не слишком образован — предложения оказались коротки, им едва хватало слов, дабы внятно излагать, дотянуться от одной мысли к другой. Но уже тогда стало ясно, что этому человеку было что рассказать. Перед ней лежала опись загубленной жизни, распродажа обугленных воспоминаний. Автор озаглавил свою историю, будто предполагал, что позже ее прочтут другие. На картонных обложках он написал слова, которые нам всем так хорошо известны теперь: «КАК ПАЛИ СИЛЬНЫЕ». [4] 2 Царств 1:19, 25, 27.

Естественно, они были в «лисьих» пятнах, эти тетради, а бумага — того желтоватого оттенка, который она приобретает, десятилетиями пребывая на чердаке, купаясь в собственной кислоте. Страницы трескались от прикосновений Стэси, уголки крошились на ее коленях, точно иссохшая кожа: если кто и листал эти мемуары, это было до ее рождения. Даты вполне соответствовали — 12 декабря 1920 года… 28 апреля 1921 года… но, как ни странно, невзирая на такую точность, автор нигде не обозначил своего имени. В рукописи встречались обращения к нему других — они называли его лейтенантом Питом О'Нилом. Кое-где его имя писалось как «О'Нилл», но ни разу не намекнуло хотя бы на родство автора с дарителем — неким Саймоном Шмальцем, — либо с теми, чьи имена встречались в многочисленных заграничных паспортах, в альбомах с газетными вырезками и фотографиями или прочих разрозненных единицах хранения из коробок, завещанных Университету Лиланда. Анастасия словно угодила в какую-то старинную мистификацию.