- Вы поймите, он же меня прижал, - защищался мистер Кэйтерер. - Может, он ничего и не знает толком, так, догадывается. Может, он и доказать-то ничего бы не сумел. Да толку что? Один намек, и дело лопнет. Если все выплывет наружу, госдепартамент мне ничем не поможет, нет! А есть еще тучуны-соперники, да японцы, да русские, да британцы, да и сторонники моего знакомца! Они все на него рухнут, как тонна кирпичей, если запахнет жареным.
Если он победит, нас уже не будет волновать вой, который поднимут прочие стороны. Сливки снимем мы, а эти шавки пусть утявкаются до смерти. Но сейчас малейшее подозрение нас погубит. Что мне еще оставалось делать? Глупо платить за молчание, но я-то в каком положении: мне светят миллионы, а три строки в газете могут нас прикончить. Что мне еще оставалось, как не послать Трогмортону его деньги в надежде, что он на радостях упьется и нарвется?
- Вы хоть попытались изловить эту пташку? - спросил папа, причем и лицо, и голос его ясно демонстрировали, сколь низко он оценивал оправдания мистера Кэйтерера.
- Старался, а как же, да все без толку. Я дал знать в Китай, чтобы там проследили за японским концом линии, начал охоту на Рэндалла по всему Лос-Анджелесу, но результатов никаких. Мы же не могли обратиться за помощью в Почтовый департамент! И тут я получил второе письмо.
Он вытащил еще одно письмо, в котором Трогмортон благодарил за чек, отказывал во встрече, предлагал агентам мистера Кэйтерера в целях сохранения секретности прекратить совать свои носы в его (Трогмортона) дела, заявлял, что некоторые непредвиденные обстоятельства требуют дополнительных вложений в размере двадцати пяти тысяч долларов, и предлагал мистеру Кэйтереру отослать чек на указанную сумму мистеру Б. Дж. Рэндаллу в Портленд, штат Орегон.
- И вы?.. - осведомился папа.
- Послал.
- Ну-ну. А что думают о подобной щедрости ваши партнеры - другие члены синдиката?
- Они... - со странной неохотой произнес бизнесмен, уставившись на дальнее, кресло, - они пока ничего не знают об этих письмах. Вы в них ничего не заметили... странного?
- Бумага американская, но это ничего не доказывает.
- Почерк. - Мистер Кэйтерер оторвал взгляд от кресла и глянул на нас с папой, как оратор, готовый поразить аудиторию. - Почерк - мой.
Я промолчал, а папа произнес:
- Ну-ну.
- Именно. Не совсем мой, вы понимаете, а как если бы я попытался его изменить и не слишком в этом преуспел.
- И поэтому вы не стали никому показывать письмо?
- Ну, это одна из причин. Они могли бы решить, что я их надуваю. В любом случае меня бы попросили платить и помалкивать. Кое-кто из членов синдиката может струхнуть и выйти из дела.
- Мистер Кэйтерер, - я внес свой первый вклад в дискуссию, - вы этих писем, разумеется, не писали?
- Что?! - Лицо его внезапно сделалось краснее папиного, а в распахнутом рту можно было пересчитать пломбы. - За кого вы меня принимаете? возмутился он.
- Робин, веди себя прилично! - резко приказал папа.
- Этот вопрос нуждается в прояснении, - умиротвориться я решительно отказывался, - и мне все же хотелось бы получить ответ.
Бизнесмен смахнул со стола выпавшую из раскрывшегося от удивления рта сигару и впервые посмотрел на меня с явным неудовольствием.
- Вы правы, - снизошел он до ответа. - Я их, разумеется, не писал.
- Благодарю вас, мистер Кэйтерер, - и я снова смолк.
- И что дальше? - осведомился папа, одарив меня яростной гримасой.
- Вчера пришло еще одно письмо - вот это.
Письмо оказалось написано тем же почерком, так же подписано "Фицморис Трогмортон" и отправлено из Кобе; содержался в нем приказ отправить чек на сто тысяч долларов уже знакомому нам Рэндаллу на Центральный почтамт Спокэйна, штат Вашингтон.
- И вы опять заплатили?
- Нет! - Мистер Кэйтерер распрямился, точно кол проглотил, захлопнул рот так, что от напряжения у него выпятилась челюсть, и несколько театрально хлопнул по столу мясистой дланью. - Довольно я ему платил. Теперь я плачу вам. Найдите их. И передайте, что полученное я им оставлю, но на этом - все. Если хотят испортить мне игру - милости просим! Тюрьма для них всегда открыта!
Папа не относится к числу тех, кого легко поразить красноречием, страстью или темпераментной жестикуляцией.
- Предположим, что они рассмеются мне в лицо, когда я им это передам? Должен ли я признаться, что просто блефую, или вы их действительно собираетесь засадить в каталажку?
Мистер Кэйтерер наморщил бледный лоб и потер массивный подбородок той самой рукой, которой минуту назад так решительно стучал по столу.
Читать дальше