Дэшил Хэммет: Повесить вас могут только раз

Спейд первым добежал до лестницы. Услышал дробный стук спускающихся шагов, но ничего не смог разглядеть, пока не свернул на второй лестничный пролет. Через открытую дверь с улицы струился тусклый свет и освещал темную фигуру, стоящую спиной к двери.

В руке у Данди, бежавшего за Спейдом по пятам, вспыхнул фонарик - и ослепительный луч упал на лицо человека, который застыл в дверном проеме.

Это был Айра Биннетт. Он прищурился от света и указал рукой себе под ноги.

Данди направил луч фонарика на пол. Там ничком лежал Джарби; из дыры, пробитой пулей в затылке, сочилась кровь.

Спейд тихо выругался.

Том Полхауз грузно затопал по лестнице, сопровождаемый Уоллесом Биннеттом. Сверху донесся испуганный голос Джойс Корт:

- Что такое? Уолли, что там стряслось?

- Где у вас пробки? - рявкнул Данди.

- За подвальной дверью, под лестницей, - ответил Уоллес Биннетт. - А в чем дело?

Полхауз протиснулся мимо Биннетта и устремился к подвальной двери.

Спейд, прорычав нечто нечленораздельное, оттолкнул Уоллеса Биннетта в сторону и помчался по лестнице вверх. Отмахнулся от Джойс Корт и рванул дальше, не обращая внимания на ее испуганный возглас. Но не успел он добежать до третьего этажа, как там раздался пистолетный выстрел.

Спейд помчался к спальне Тимоти Биннетта. Дверь была распахнута. Он вошел.

Какой-то тяжелый тупой предмет ударил его в правый висок. Спейд пошатнулся, сделал несколько шагов и упал на одно колено. Что-то с лязгом стукнулось об пол за дверью.

И тут зажегся свет.

На полу, посреди комнаты, лежал лицом вверх Тимоти Биннетт, раненный в левую руку. Пижама его была разорвана. Глаза закрыты.

Спейд встал и схватился рукой за голову. Посмотрел на старика на полу, обвел глазами спальню, увидел лежащий в коридоре черный автоматический пистолет и пробормотал:

- Давай, старый душегуб, вставай и садись в кресло. Я попробую остановить кровь, не дожидаясь врача.

Старик на полу не шевельнулся.

В коридоре послышались шаги, и в спальню ворвался Данди. За ним появились оба молодых Биннетта. Лицо у лейтенанта потемнело от ярости.

- Кухонная дверь распахнута настежь, - сказал он, запыхавшись. Бегают, понимаешь, туда-сюда, как...

- Забудь про дверь, - сказал Спейд. - Дядя Тим - вот кто нам нужен.

Не обращая внимания на изумленный возглас Уоллеса Биннетта и недоверчивые лица Данди и Айры Биннетта, Спейд склонился над стариком:

- Ну же, вставай! И расскажи нам, что увидел дворецкий в замочную скважину.

Старик не шелохнулся.

- Он убил дворецкого, потому что я сказал ему, что Джарби подглядывал, - объяснил лейтенанту Спейд. - Я тоже посмотрел в замочную скважину, но увидел лишь кресло и часть окна. Наверное, мы успели тогда спугнуть старого разбойника, и он вернулся в постель. Отодвиньте-ка кресло, а я займусь окном.

Он подошел к окну и принялся тщательно его обследовать. Покачал головой, протянул назад руку и попросил:

- Дайте мне фонарик.

Данди сунул ему в руку фонарь.

Спейд поднял раму и высунулся в окно, освещая фонариком стену. Потом что-то проворчал и другой рукой потянул из стены кирпич чуть ниже внешнего подоконника. Кирпич легко вылез из кладки. Положив кирпич на подоконник, Спейд сунул руку в тайник и извлек оттуда пустую черную кобуру полупустую коробку патронов и незаклеенный конверт. Держа в руках свои находки, он обернулся к остальным. Джойс Корт тем временем принесла таз с водой и бинты и встала на колени возле Тимоти Биннетта.

Спейд положил кобуру и патроны на стол, после чего раскрыл конверт. Внутри оказалось два листка бумаги; каждый из них с обеих сторон был исписан крупным четким почерком. Спейд прочел один абзац про себя, разразился смехом и начал читать сначала, но теперь уже вслух:

"Я, Тимоти Киеран Биннетт, находясь в здравом уме и твердой памяти, объявляю свою последнюю волю. Моим дорогим племянникам, Айре Биннетту и Уоллесу Биннетту, в благодарность за искреннюю теплоту, с какой они приняли меня в своих домах, дабы покоить и нежить мою старость, я завещаю в равных долях все свое земное имущество, а именно свои бренные останки вместе с одеждой.

Кроме того, я завещаю им все расходы на мои похороны, а также следующие воспоминания. Во-первых, воспоминание об их доверчивости - о том, с какой готовностью они поверили, что пятнадцать лет, проведенных мною в Синг-Синге,* я прожил в Австралии; во-вторых, воспоминание об оптимизме, с каким они предположили, будто за пятнадцать лет я скопил несметное богатство, и если я жил на их счет, брал у них в долг и не тратил из своих сбережений ни гроша, то лишь потому, что берег свои сокровища, которые они надеялись унаследовать, а вовсе не потому, что у меня попросту не было денег; в-третьих, воспоминание об их надежде на то, что я оставил бы им наследство, даже если бы оно у меня было; и, наконец, воспоминание о том, что у них нет ни капли чувства юмора, поскольку они явно не смогут оценить, насколько забавно все это было. Подписано и заверено..."