— Наташа, как вы себя чувствуете? Может, вы присядете?
Бывший тоже заботливым притворялся, — не без удовольствия я смотрела на красивое напряженное лицо следователя. Он явно волнуется в ожидании ответа. Что ж, помучаю его, отыграюсь за девушек, которых он наверняка бросал без всякого сожаления. Если бы не труп, я бы, конечно, не согласилась с ним встретиться. Но вдруг он мне расскажет о том, как продвигается расследование? Наглая тварь — дама опасная, а я слабее, и я одна…
— Спасибо за приглашение. С удовольствием его принимаю. — Улыбка, подозреваю, у меня вышла резиново-неискренняя. — Как это все неожиданно!
Он просиял, словно мальчишка, получивший вожделенный футбольный мяч. И, кажется, начисто забыв от счастья о моем существовании, выбежал из квартиры, стал разговаривать с каким-то мужчиной, стаскивающим резиновые перчатки.
Закрыв за следователем дверь, я бросилась в зал. Покрывало, в которое было завернуто тело, исчезло. Балконная дверь оказалась закрытой. К окну, кажется, никто не прикасался — оно по-прежнему распахнуто.
Как же неприятно осознавать, что по твоему дому кто-то шарил. Наверное, мне не стоит здесь ночевать — а вдруг грудастая разлучница, сделав слепки с моих ключей (замок ведь не поврежден! Я только что открывала дверь своим комплектом), соберется ночью решить вопрос радикально?! Ну уж нет, не хватало мне только помереть в серо-сиреневой дымке противной белой ночи…
Выйдя из квартиры, я с особым вниманием закрыла дверь (ключ провернулся легко). А потом поинтересовалась у стоящего возле трупа следователя:
— Дмитрий! Я могу идти на работу?
— Конечно, — он весело подмигнул. — Я же говорил, вы можете быть свободны! — И все-таки не удержался, выдал нашу страшную тайну своим коллегам: — Но только до вечера. Я позвоню!
* * *
— Ох, девка, в рубашке ты родилась. Днем позже бы приехала… То есть, выходит, не приехала бы, уже неживая была бы. С такими проблемами — это вообще чудо, что до сервиса добралась. Тут такое дело — первый столб должен был быть твоим. Не жалеешь ты себя совсем! О чем только думаешь!
Мастер у меня такой: все время морали читает. Впрочем, не без оснований, есть повод — я знаю, что в автомобиле имеются руль, педали сцепления, газа и тормоза. Две последние я иногда путаю. Механик никогда не был в восторге от моей манеры вождения, и я с ним полностью согласна. С автомобилем у нас, безусловно, нет понимания. И такая женщина, как я, за рулем — действительно мартышка с гранатой и перманентная угроза безопасности дорожного движения. Но должен же кто-то отвозить малышек на дачу! Я после развода намекнула бывшему, что нам надо помочь, из меня ведь шофер тот еще. А он напомнил мне о наличии собственного водительского удостоверения и великодушно оставленном ведре с гайками, на котором прикреплена ржавая табличка «Жигули». Но, в конце концов, это не так уж и плохо. Вон, когда наша секретарша Светочка со своим козлом разводилась, он не то что ей авто не оставил — даже кастрюли потребовал разделить. Всегда рядом есть те люди, которым повезло еще меньше, чем тебе. Я стараюсь ценить то, что у меня есть. Лучше думать о хорошем, чем грустить…
— Иванович, ну не ворчи. — Моего мастера лучше заранее успокоить, иначе он как разорется, начнет перечислять все то, что я в авто сломала. — Запчасти, которые пришлось заменить, конечно же, оплачу. Когда я тебя с денежкой обижала? Сколько скажешь — столько дам, я же все понимаю. Езжу я отвратительно, сцепление сожгла, бампер поцарапала. Мадам паркуется по звуку. Знаешь такую поговорку? Так вот, это про меня.
Во взгляде автослесаря, обычно алкогольно-просветленном (интересно, как он автомобили при таком образе жизни умудряется ремонтировать? А ведь даже подшофе работает отлично — без него моя машина уже давно развалилась бы), промелькнула досада.
— Ох, ду-у-ура! Какое сцепление! При чем тут бампер! — Он негодующе махнул каким-то длинным узким инструментом, может, отверткой. — Ты соображалку свою включи! Тебя убить хотели! Шланг от бачка с тормозной жидкостью подрезан. Еще день — и ты бы в аварию попала. Смотри. — Иванович обошел мой местами уже конкретно прогнивший лимузин, поднял капот. — Видишь?
— Вижу, — я с готовностью кивнула. Все, что находилось под капотом — какие-то баночки, проводки и большой закопченный прямоугольник (Иванович, помнится, называл его двигателем), я и правда видела отлично. — Только мне не очень понятно, для чего оно все нужно. И еще я очень боюсь, Иванович. Мне же умирать нельзя, понимаешь? Дети у меня, мама их не поднимет…
Читать дальше