Дмитрий Федотов - Огненный глаз Тенгри

Либо он как-то помешал обряду, например ввязавшись в драку с шаманом и сорвав с него оберег, либо Урманов стал участником камлания, вернее, жертвой, принесенной на алтарь божества! Тогда в первом случае, он и сейчас преследует вора, а во втором…

«Бедная Анна!» — невольно вздохнул я, сворачивая в родной двор и подумывая, не сообщить ли Ракитину об этой догадке.

Мне оставалось пройти каких-то пятьдесят метров до подъезда по дорожке, затененной акацией и липами. И в этот момент началось!

Движение за спиной за деревьями я заметил вовремя — сказались многолетние тренировки. Вообще-то это умеет делать любой мастер единоборств — карате, кун-фу, тэквандо, русбой — неважно. Умение «слушать» пространство — основополагающая практика боя. А вот то, что движение двойное, я понял лишь через секунду, когда уже начал ответное перемещение.

Атака неизвестной парочки оказалась воистину молниеносной. Я бы не смог от нее уйти, если бы нападающие не совершили странной на первый взгляд ошибки. На острие вектора атаки он должны были разойтись, взяв меня в клещи. Но бойцы почему-то избрали другой вариант — «жирафа», когда оба атакуют в лоб, но первый ведет атаку на ноги, а второй — на голову противника. Этот прием хорош, но лишь против новичка.

Я легко ушел от нижней «вертушки», прыгнув парню на спину, и связал его напарника верхним боем — фехтованием на кулаках. Боец он был опытный, но русбоем не владел. Через полторы секунды он получил «колун» между глаз и улетел обратно в акации, откуда появился. Заработал свою порцию плюх и первый. Этого я свалил жестким ударом локтем в затылок и для верности добавил пяткой по ребрам. Хруст раздался весьма отчетливый, и парень мешком затих на асфальте.

А в следующий миг появился третий — главный номер программы, мой давешний визави. На этот раз «шаман», как я его окрестил про себя, был одет более подходяще. Что-то вроде плотно облегающего тело трико, пятнисто-серого, почти сливающегося со стеной таких же пестрых зарослей.

«Шаман» тоже явно не знал русбоя, но владел не менее эффективной школой единоборства, даже более пластичной, чем старинная славянская борьба, и такой же универсальной. И он двигался заметно быстрее меня!

Я снова повел, как в прошлый раз, «танец пчелы», провоцируя противника на атаку. Сильно мешали мечущиеся пятнышки света, пробивающиеся сквозь листву. «Шаман» поначалу, как и раньше, попытался вычислить векторы моего перемещения, но затем вдруг остановился и сел на дорожку в позе лотоса. Разгадал мою тактику и дал совершенно адекватный ответ!

Ай да мастер! Уважаю таких. Однако что-то делать все же надо было. И тут настала моя очередь совершить ошибку. Почему-то я решил, что смогу оторваться от «шамана», и пошел вокруг. Ответный бросок его был настолько быстр, что показалось, будто он размазался в воздухе. Я еще никогда не видел, чтобы можно было так атаковать из такого положения!

И «шаман» меня достал-таки! Удар был силен. Кулак «шамана» пробил мой поспешный блок и воткнулся точно в середину грудины, в область сердечной чакры. Кость выдержала, но сознание я все же на несколько бесконечных мгновений потерял.

Очнулся сидя на земле, опираясь спиной на ствол липы. В груди тяжело бухало сердце, избавляясь от остатков адреналина. Голова была звонкой и пустой, как всегда после нокаута. Я медленно поднялся, держась за дерево, полез в карман за платком и сразу обнаружил пропажу. Старинный оберег исчез! «Шаман» добился своего.

«Памятная тетрадь № 4. Писано Степаном Крашенинниковым, адъюнктом натуральной истории и ботаники Е.И.В. Академии наук. Декабрь 1745 года Р.Х.»:

2 октября 1734 года

…вчера прибыли в Томск. У грубо сколоченной, но крепкой на вид деревянной пристани билось на привязи несколько рыбачьих обласов и больших плоскодонок, на которых — как мы уже знали, — местные поселенцы перевозили товары. Пристань была расположена прямо напротив устья неширокой речки, впадавшей в Тому и делившей город на Старый и Новый концы.

Народу на пристани было немного — все больше портовые рабочие да приказчики со складов. Праздной публики, характерной для российских пристаней, глазеющей часами на беготню и возню на причалах, здесь совсем не наблюдалось.

Едва струги ошвартовались, нам бросили сходни, и мы с Иваном Георгиевичем поднялись на пристань. Встречал нас господин Пичугин, референт профессора Миллера — худой и нескладный человек, лет двадцати пяти. Он постоянно шмыгал носом, конфузился от этого и краснел, как девица на выданье.