- Сюда, сюда...
Приподняли, перевернули вверх дном и поставили краями на четыре стула, одним концом уперев в стену. Товарищ Максим поднырнул под нее и, выбив решетку, высунул пальцы в сливное отверстие сбоку.
- Классно, как в доте, - остался доволен он.
Вылез, набросил на ванну большое, которое свесилось до самого пола, покрывало, набросал сверху всякого хлама, чтобы она не бросалась в глаза. Там, где было сливное отверстие, вырезал круглую дырку.
- Теперь все, теперь отобьемся! Как думаешь?
Иванов только вздохнул.
- Что, боишься? - участливо спросил товарищ Максим.
- Вы же говорили про переговоры, - напомнил Иванов.
- Ну да, обязательно. Только не сразу, вначале немного подеремся...
На самом деле на переговоры товарищ Максим не надеялся, так как давно понял, что их не будет. Какие переговоры, когда на улице ревут моторы?.. Кончились переговоры - скоро заговорят пушки!.. Но сдаваться на милость победителя он тоже не собирался, потому не оставлял надежды выйти сухим из этого болота. Если не удалось избежать штурма, остается использовать его в своих целях, чтобы устранить единственного опасного для него свидетеля. Устранить Иванова.
Если Иванов откажется сдаться - его убьют. И правильно сделают, что убьют, потому что мертвый он никому ничего не расскажет. И следователи будут вынуждены строить версии произошедшего исходя из показаний заложников, которые в один голос станут утверждать, что главарь - Иванов, потому что видели, как он командовал своим подручным, угрожая ему оружием. А полицейские видели, как он выталкивал из окна заложницу, а потом его...
Все видели! И все подтвердят! Если им не подскажут другой сценарий. Иванов не подскажет.
Вот и выходит, что Иванова надо убирать. Но убирать не своими, убирать чужими руками. Руками полицейских. Чтобы у следствия не возникало ненужных вопросов. Гангстер, взявший заложников и силой подчинивший себе русского соучастника, окажет вооруженное сопротивление полицейским и будет убит... И никому никогда ничего другого в голову не придет!
Французский суд, приняв во внимание показания свидетелей, даст ему года два, не больше, отсидев которые в не самой суровой французской тюрьме, он по-тихому слиняет домой. А может, даже и двух не даст, если удастся сойти за жертву насилия.
Такой план...
Товарищ Максим еще раз осмотрел место будущей баталии. Кое-что поправил, кое-что изменил.
Вот теперь нормально. Осталась экипировка.
Товарищ Максим отправился в спальню, где основательно перерыл гардероб в поисках подходящей ткани, которую, разорвав на полосы, сложил в несколько слоев и, привязав завязки, приложил к лицу, прикрыв нос и рот.
Широковато.
Отрезал десять сантиметров, снова приложил, надвинул сверху солнцезащитные очки, поверх которых натянул толстые шерстяные колготки.
Сильно потянул носом воздух.
Дышать было трудно, но можно.
Прорезал в колготках два отверстия против очков. Принес из кухни плошку с водой.
Удивленный Иванов смотрел на товарища Максима, не понимая, что он делает.
- Ну, чего пялишься? Делай так же.
Иванов сделал так же.
Товарищ Максим смочил повязку водой и снова часто и сильно задышал.
Прекрасно! Вот теперь пусть бросают свои гранаты...
Снял импровизированный противогаз и сказал Иванову, что приведет сюда заложников. И станет предлагать сдаться, а Иванов должен не соглашаться и должен его ударить.
- Зачем? - не понял Иванов.
- Затем, что если ты не ударишь, ударю я, если вообще не убью! - доступно объяснил товарищ Максим. И пнул Иванова ногой по лодыжке. - Теперь сообразил, зачем?
Иванов часто-часто закивал.
- Ты пойми, я ведь не для себя, я для тебя, дурака, стараюсь! - миролюбиво сказал товарищ Максим.
И выключил магнитофон. Чтобы не заглушать свои и Иванова реплики.
- Ну! - посмотрел на Иванова и показал пальцем в сторону прихожей.
- Приведи заложников! - сказал Иванов.
- А может, не надо? - плаксиво сказал товарищ Максим. - Жалко их.
И показал Иванову кулак. И сделал навстречу ему шаг.
- Надо! - испуганно гаркнул Иванов. - Иди!
- Ага, я сейчас.
По-одному, опасливо косясь на Иванова, товарищ Максим перетащил заложников в комнату и рассадил перед баррикадой, скрутив их по рукам и ногам и привязав к мебели. А когда те "расселись" рядком, как в партере, начал бунтовать.
- Давай лучше сдадимся, - робко предложил он. И многозначительно посмотрел на Иванова. И снова показал кулак.
- Заткнись! - сказал Иванов.
Читать дальше