Анатол Имерманис - Гамбургский оракул

- Гамбургский оракул?

- И второе! "Мятежная совесть немецкого благополучия"! Вот мы и пришли!

Улочка была похожа на декорацию к вагнеровской опере. Седые, неправильной формы камни, седой мох, будто прорастающий из булыжника, выбивающийся из щелей каменных оград. Эта улочка, вероятно, пережила не только страшные бомбардировки второй мировой войны, но и большой гамбургский пожар. На замшелой гранитной балюстраде стоял потрепанный петух и победоносно кукарекал навстречу солнцу. Из открытых окон шел тонкий аромат горшечных левкоев и гиацинтов. Где-то пропели старинные часы, им откликнулся хрипловатый звон потрескавшихся колоколов церквушки, спрятанной за черепичными крышами. Потом все опять застыло в вековой дреме.

- Самое подходящее место для убийцы, - усмехнулся Мун.

Решетчатые чугунные ворота пропустили их во внутренний дворик. Возможно, это был когда-то сад, по которому прогуливался придворный. Каменный фонтанный лев все еще плевался струйками воды. По деревянной решетке, за которой виднелась тенистая галерея, сползали виноградные лозы.

- Господин Баллин дома? - спросил Енсен.

- Нет, со вчерашнего дня еще не приходил. - Моложавая старушка пытливо оглядела гостей, потом, подбодренная интеллигентным видом Енсена, ударилась в откровенность. - Я-то отлично знаю почему. Сегодня надо платить за квартиру, а у него, скажу вам по секрету, денежки лежат в банке, который обанкротился еще при покойном Вильгельме Втором. Литератор! - Она презрительно фыркнула.

Енсен обрадовался. Самый лучший источник информации - квартирная хозяйка, имеющая счеты со своим жильцом.

- Разрешите войти? - Он предъявил служебное удостоверение жестом подающего свою визитную карточку желанного гостя. И, не дав хозяйке долго задерживаться на нем, быстро сказал: - Как у вас уютно! Хотел бы я иметь такой домик.

- Наша семья живет тут уже порядочно. Этак лет сто с лишним. - Она расплылась в улыбке. - Так вы из полиции? Неужели из-за автомобиля?

- Вы угадали, - на всякий случай подтвердил Енсен.

- Я сама слышала, как господин Баллин пытался его продать... Тут одному, живет за церковью. Купил в рассрочку, дал только задаток, машина принадлежит фирме, а он - продавать... В наше время это называли воровством. Ну а теперь, разумеется, по-модному, - спекуляцией. А вы почему такой неразговорчивый? - обратилась она к Муну.

- Господин Мун американец.

- Неужели господин Баллин и в Америке промышлял такими делами! - Она задумалась. - А почему бы нет? Тут один шантажист денежки у него вытягивает, значит есть за что!

- Расскажите нам, пожалуйста, конкретнее.

- Как-то на прошлой неделе убирала у него в ящиках письменного стола, вот и попалось случайно на глаза одно письмишко. Затерялось между другими бумагами. Господин Баллин ведь пишет. Статьи, книги! Все больше про убийство, как кто кого расстреливал. Ничего, описывает со знанием дела.

- Вы обещали рассказать нам поподробнее про письмо шантажиста, напомнил Енсен.

- Да что там рассказывать? Темное прошлое. Какая-то тайна цветочной вазочки. Это у них, жуликов, очевидно, такой пароль. Ну и требует целое состояние. А господин Баллин был бы рад хоть за квартиру уплатить. Я уж ему советую... "Раз книги вас больше не кормят, пойдите ограбьте кого-нибудь!" Все-таки честнее, чем продавать чужие автомобили.

- Можно осмотреть его комнату?

- Пожалуйста, он занимает целых две. Не простой ведь человек, писатель! Вот рабочий кабинет, а там спальня... Если вы интересуетесь насчет женщин, то ничего полезного не могу сообщить. Господин Баллин охотно привел бы, но я категорически запретила. Сначала поспит с чужой женой, а потом придет муж и обвинит меня в сводничестве. Очень мне это нужно!

Енсен осмотрел пишущую машинку. Такая же, как у Мэнкупа, большая, рассчитанная минимум на пять копий "мерседес". Он взял из лежавшей на письменном столе бумажной стопки чистый лист, отстукал на нем то самое гётевское стихотворение и молча показал Муну.

Как он и ожидал, буквы "е" и "д", в отличие от мэнкуповской машинки, на этой не сцеплялись. Уже по одному этому предсмертное послание могло быть отпечатано на ней. Четкий рисунок, новая лента, жирный, черный цвет - все совпадало, все точь-в-точь как на листке, вставленном в машинке Мэнкупа. Стихотворение, которое, как понадеялся убийца, полностью гарантировало от подозрений, несомненно было написано на этой машинке.

Хозяйке, с недоуменным интересом наблюдавшей за их не совсем понятным занятием, удалось наконец заглянуть через плечо Муна.