Энн Грэнджер - Убийца среди нас

Ли свалилась к подножию лестничной площадки и лежала там неподвижно, окутанная клубами дыма. Мередит, мокрая, запыхавшаяся, поспешила вниз. Ее сразу накрыло волной жара. Моргая от едкого дыма, она нагнулась над упавшей Ли. Та открыла глаза, что-то пробормотала, закашлялась…

Глаза у нее закатились.

К счастью, Ли, наглотавшаяся таблеток, была совершенно обмякшей, как пьяная, и потому ухитрилась свалиться с крутой лестницы, не причинив себе практически никакого вреда. Мередит ненадолго испытала облегчение, которое вскоре сменилось приступом ужаса. Перед ними замаячила новая грозная опасность. Лестница черного хода спускалась в коридор первого этажа; неподалеку находился вход в ресторан для постояльцев отеля. И здесь все было охвачено пламенем. Они оказались в самом очаге пожара.

Жар становился нестерпимым; дым все больше сгущался. Из ресторана доносилось зловещее потрескивание; над дымовой завесой время от времени появлялись языки пламени. К центральному входу тоже невозможно было пробиться, потому что весь коридор был в огне. Мередит заметила боковой коридорчик, который, очевидно, вел на кухню. Туда огонь еще не успел проникнуть, да и дыма было значительно меньше, чем с другой стороны.

Ценой нечеловеческих усилий ей удалось поставить Ли на ноги. Наверное, в минуту опасности в организме открываются скрытые резервы. Мередит потащила свою ношу по коридору, подальше от ревущего за дверями ресторана адского огня. Мередит обливалась потом. Из глаз градом лились слезы, а дышать она вообще почти не могла. Она совершенно растерялась и не знала, куда податься. Впервые в ее сердце закралась тревога. А вдруг им вообще не удастся выбраться из горящего здания? Она хрипло закричала:

— Ли! Вперед! Постарайтесь идти самостоятельно!

Но Ли снова осела мешком. Она не шевелилась и не издавала ни звука, а у Мередит уже не хватало сил бороться с ней.

И вдруг она услышала со стороны кухни мужской голос:

— Мисс Митчелл!

— Я здесь! — отчаянно закричала Мередит. В горле першило, как будто у нее была ангина.

Впереди смутно замаячила чья-то высокая тень, и кто-то на полном ходу врезался в нее. Она пошатнулась, но ее подхватили сильные руки и поволокли наверх.

— Сюда! — прохрипел Эрик Шумахер, придерживая ее за плечо и подталкивая вперед.

— Со мной Ли Фултон, она без сознания… — прошептала Мередит.

Эрик отодвинул ее в сторону.

— Я ее держу… Возьмите меня за рукав, и вперед!

Спотыкаясь, ничего не видя перед собой, она послушно поплелась за ним. Голова раскалывалась от боли. Насколько она могла судить, Шумахер взвалил Ли на плечо, как куль с картошкой. Пожар у них за спиной разгорался, он догонял их. Все крыло отеля было охвачено пламенем. Мередит стало так страшно, что она едва сумела удержаться на ногах и не упасть.

— Почти пришли! — задыхаясь, сказал Эрик. — Не останавливайтесь!

Вдруг в лицо Мередит подул благословенно чистый свежий ветерок; его холодное прикосновение было похоже на пощечину. Она слепо побрела навстречу ветерку, и, наконец, они выбрались из горящего здания.

Ее подхватили другие руки и повели вперед, но слезы, ручьем бегущие из глаз, не давали ей рассмотреть лица. Потом она вдруг оказалась на сырой траве, рядом распростерлась Ли, возле которой на коленях сидел Эрик. За ними страшно трещало пламя; огонь ревел, словно целая свора диких зверей вырвалась на волю.

Эрик поднял голову Ли и прошептал:

— Она задохнулась в дыму!

— Нет! — Мередит пошарила в кармане. — Она наглоталась каких-то таблеток… вот! Передозировка, понимаете? Ее нужно срочно везти в больницу!

В ту ночь шеф-повару Улли Рихтеру не спалось. Лежа в своей крошечной комнатке на верхнем этаже, он прикидывал меню на завтра. Вся его жизнь, так или иначе, вращалась вокруг кухни. Улли постоянно думал о приготовлении и сервировке еды, о том, как наладить работу кухни, досадовал на оплошности нерадивых подчиненных.

Но в последнее время он много размышлял и об убийстве. Кто-то зарезал несчастную женщину одним из его драгоценных ножей! Его нежно лелеемым орудием труда… Он, Рихтер, шеф-повар, теперь связан с отвратительным преступлением! При мысли об этом страшном оскорблении Рихтер сел в кровати и вслух выругался на родном швейцарском диалекте немецкого языка.

Поняв, что уснуть все равно не удастся, Улли решил заварить себе травяной сбор. Но пить он предпочитал не здесь, а внизу, на кухне, в знакомой обстановке. В отрыве от кухни Улли всегда было не по себе. Кухня была его убежищем, местом, где ему было спокойно. Он заползал на кухню, как рак-отшельник в свою раковину, и был там счастлив.