Алексей Мысловский - Железный марш

«А мы перед ними попросту бессильны», — с горечью подумал он. И снова чертыхнулся, потому что прекрасно знал, в чем заключалась причина нынешних всевластия и безнаказанности преступного мира. Но это разговор особый…

Выглянув в приемную, Алексей Михайлович с неудовольствием обнаружил, что Наденьки — девушки на удивление порядочной и серьезной (а потому, наверное, до сих пор и не сыскавшей себе жениха) — на боевом посту по-прежнему не было, что являлось совершенно недопустимым и достойным всяческого порицания. Каковое Рощин секретарше и учинил, едва она, бледная и расстроенная, вернулась обратно в приемную.

Несмотря на особенности своей профессии и вполне «боевое» прошлое, Алексей Михайлович был по натуре человеком интеллигентным и мирным, совершенно чуждым всякого рода крутизны. В обращении с подчиненными неизменно проявлял терпение и снисходительность, стараясь не обижать человека понапрасну. За что и получил от них негласные прозвища — Тишайший и Царь-батюшка. Но подобно своему царственному тезке, умел при необходимости твердой рукой навести порядок.

Выслушав его сердитое и вполне заслуженное замечание, секретарша неожиданно ударилась в слезы. И Алексей Михайлович, тотчас раскаявшись, начал по-отечески ее утешать.

Как выяснилось, накануне вечером бедняжку самым бесцеремонным образом продинамил долгожданный кавалер, с которым она случайно познакомилась. А она легкомысленно принялась строить далеко идущие планы. Не явился на свидание только потому, что девушка, оказывается, работала в прокуратуре. И телефона не оставил, мерзавец. Поделиться этим отчаянным горем Наденька опрометчиво и отлучилась к своей здешней подруге — секретарше с четвертого этажа.

Алексей Михайлович заботливо напоил девушку водой. Произнес несколько утешительных слов вроде: что ни делается — все к лучшему или что она еще непременно встретит хорошего парня. А про себя подумал: как это все-таки грустно, когда вполне симпатичная и порядочная девушка поневоле вынуждена бросаться на первого встречного — хорошо еще до «залета» не дошло! И должно быть, любопытный ей попался кавалер, раз шарахнулся от одного слова «прокуратура» точно черт от ладана. Надо будет при случае расспросить о нем поподробнее…

Успокоив секретаршу, Алексей Михайлович распорядился вызвать к себе Витальку Калашникова, того самого толкового человечка, которого он сразу решил подключить к этому делу. С тем и вернулся к себе в кабинет.

— Проходи, Виталий, — озабоченно сказал Рощин, с тайной завистью глядя на ладную спортивную фигуру Калашникова. Неужели он и сам когда-то был таким? Эх, до чего же трудно привыкать к старости, рыхлости, немочи…

Виталька был, как всегда, в своем репертуаре: светло-голубой джинсовый костюм, затертый до последней степени, черная металлистская майка с «веселым Роджером», стоптанные кроссовки, длинные патлы собраны на затылке в лошадиный хвост, и вдобавок ко всему — серебряная серьга в левом ухе. Одним словом, вылитый хиппи с Арбата. В недалеком прошлом эдакого красавца не пустили бы даже на порог Генеральной прокуратуры. Либо под экстравагантной внешностью живо отыскали бы аморальную сущность и с треском выперли в какой-нибудь из райотделов милиции — карманников ловить.

Между тем был это опытный следователь, настоящий прирожденный сыщик, отчаянный сорвиголова, весельчак, умница и просто мировой парень. В прокуратуру Виталька пришел сразу после юрфака, который закончил, предварительно отвоевавшись в Афгане. С тех пор на его счету числились десятки успешно раскрученных дел, каждое из которых было погорячее иного заморского боевика. Отчасти благодаря его успехам начальство давно закрыло глаза и на Виталькин прикид, и на специфические методы расследования. Недаром бандиты, которым доводилось иметь с ним дело, называли его убийственно точно — Калаш.

— Чем порадуешь, начальник? — присаживаясь к столу, непринужденно спросил Виталька. — Не иначе опять мокруха?

— А ты как догадался? — удивленно спросил Рощин.

— Да по глазам вижу… Так что, Михалыч, стряслось?

Алексей Михайлович в двух словах изложил суть дела.

— Атас, — кратко резюмировал свое впечатление Калашников. — Неужто такого матерого сундука замочили? Ведь у него же охраны целый полк!

«Сундуками» Виталька презрительно именовал «новых русских».

— Представляю, какая теперь начнется буза, — покачав головой, задумчиво добавил он.