Наталья Андреева - Три ступеньки в небо

– Почему мне?

– Но вы же с Алей собирались пожениться!

– Она должна в первую очередь думать о дочери.

– Она о ней и думает. Но ты… Ты для них сейчас гораздо важнее. Алин брат… Тебе интересно?

– Не знаю. Наверное, интересно, – его голос звучит не слишком уверенно.

– Ее брат закончил десятый класс.

– Как? Уже?

– Ты что, забыл какое сегодня число?

– Я забыл месяц, мама. Я забыл год. Для меня сейчас все одно и то же. И зима, и лето, и осень, и весна.

– Сейчас весна, Саша.

Ему опять кажется, что мама плачет.

– Да что ты говоришь? – удивляется он.

– Но она уже заканчивается. Через три дня лето.

– Лето? Как лето? Что, уже лето?

– Когда же ты выздоровеешь?

– Ты что, еще не поняла? Никогда.

– Саша, Саша, Саша…

Какой знакомый голос. Неужели у него начались галлюцинации? Конечно! Столько пить!

Она вернулась. Его Аля-Ангел. Сидит у постели, лицо бледное, под глазами синие тени. Выходит, несладко им, Ангелам, живется на том свете.

– Аля… Ты здесь?

– Да, я здесь, любимый.

Она здесь… Он открыл глаза и резко сел. Конечно, это был сон. Она снится ему каждую ночь. Каждый раз, когда он пытается забыться. Он и пьет затем, чтобы в бреду к нему опять явилась она. Почти бесплотная, сильно похудевшая, с огромными, несчастными глазами, с бледным лицом…

Она тоже тоскует. Их не имели права разлучать. На небе или на земле они с Алей все равно одно целое. Поэтому она вернулась к нему в его беспокойных снах.

– Какой кошмар!

Он вытирает со лба холодный пот. Ну вот, так и знал! Она опять исчезла! Не надо просыпаться.

– Не надо… – стонет он.

– Время лечит, Саша.

Это опять мама.

– Мы тебя не оставим. Все будет хорошо.

Разве ж можно так страдать? Неужели есть у человека такая сила, чтобы вынести все это? Господи, как же больно! Рука опять тянется к бутылке. Забыться…

– С ним надо что-то делать…

Опять мама. Кому она это говорит?

– Иначе мы его потеряем.

– Но что? Что можно сделать?

– Надо показать его специалисту.

Кого она к нему притащила? Врача? Нет уж, дудки! Это не поможет! К черту врачей! Дайте же мне умереть!

– Я вчера была в церкви, Саша. Я молилась.

– Ты молилась?

Ему хочется смеяться. Его мама молилась! Она всегда жила разумом, а не чувствами. Она говорила: единственное, во что верит, это в скальпель хирурга. Что все психотерапевты шарлатаны. Она молилась! Видать, совсем дело плохо.

– Ты должен бороться, Саша.

– Я не хочу жить.

– Ты должен.

Кто вытащит его с того света?

– Брось пить.

– Я не могу.

– А что дальше? Наркотики?

– А это быстро убивает? – жадно спрашивает он.

– Очень быстро.

– Отлично!

– Что ты такое говоришь, Саша?!

– Но я не хочу жить.

– Ты должен.

– А я не хочу! – капризничает он совсем как ребенок.

И его на время оставляют в покое.

Наутро у него похмелье. И он идет за пивом. Денег нет. Их теперь никогда нет. Работы ведь нет. Но на бутылку пива он наскреб. Кассирша, молоденькая пышногрудая девушка, смотрит на него с сочувствием. Плевать!

Это его наказание, его ад. Он возвращается домой, ни на кого не глядя, прижимая к себе, как родную, бутылку пива. Это все, что у него осталось после того, как умерла Аля.

Голова невыносимо болит, во рту сухо, язык ворочается с трудом. Он жадно открывает бутылку и – вот незадача! Пышной шапкой из нее вываливается пена! А он и не заметил, что на улице жара! Пиво оказалось теплое, и добрая его часть теперь на столе, а пена из горлышка все лезет и лезет.

– Вот черт!

– Апч-хи!

– Кто это? – вздрагивает он.

– Вы, кажется, меня звали, молодой человек?

– Никого я не звал!

– Вы помянули черта.

– А вы что, он самый и есть?

Алекс с сомнением смотрит на маленького лысого старичка с жиденькой бороденкой, одетого в грязный халат, щедро расшитый затейливым восточным узором. Золотое шитье потускнело от времени, нитки местами вылезли. Старичок и сам не первой свежести и уж никак не похож на черта. Нет ни рогов на лысой, как коленка, голове, хвоста и копыт тоже не наблюдается. Хотя гость висит в воздухе в виде туманного облачка, что, согласитесь, не совсем обычно. Но для черта слабовато.

– Апч-хи! Я не черт, я джинн, – важно говорит лысый, приземляясь на табурет, и, объявив свой статус, принимает четкие очертания.

– Джинн из пивной бутылки? Очень остроумно!

– А как изволите к вам явиться, юноша, если вы, кроме водки и пива, ничего не употребляете? – сердится гость. – Приходится использовать тару, которая имеется в наличии. Я бы тоже предпочел шампанское. Благородный напиток, – старичок сладко причмокнул. – Или, по старинке, медную лампу. Э, да что там! Молодежь продвинутая пошла. Из банки пепси приходится нынче являться! Из энергетика! А это, юноша, я вам доложу, редкая гадость!