— А голова и совесть у тебя тоже слабые места? Ты почему сразу не пришел ко мне?
— Саша, я испугался, думал ты меня не простишь.
— Илюша, что за бред? Ты меня разве первый год знаешь? Никогда в это не поверю. И я думаю, что ты уже тогда был готов стать предателем. Тебе деньги хорошие предложили, вот ты и купился. Так?! — глаза Гриценко налились кровью.
— А что?! Что мне было делать? Смотреть, как вечно удачливый Соколов лихо карабкается вперед по служебной лестнице, не замечая друга? Мне сейчас, по-твоему, надо спокойно сидеть и смотреть, как ты занимаешь кресло зама Генерального?! А ты думал когда-нибудь обо мне? Ты подумал о том, что чувствую я в такие моменты?! — ноздри Гриценко широко раздувались, а лицо покраснело, как свекла.
— Илюша, ты ли это? — Александр Иванович, казалось, потерял дар слова. — Разве я тебя оставлял хоть на минуту? Всегда, слышишь, всегда мое повышение однозначно означало и твое, разве не так?! Я был совершенно уверен в том, что ты искренне радуешься моим новым назначениям.
— Ага! Ты тащил меня за собой, как списанную торбу! Думаешь я не видел, с каким выражением лица ты иногда смотрел на меня? Я занял свое положение не благодаря своим способностям, а благодаря тебе, и еще тебе же за это я должен быть благодарен? — перед Соколовым разыгрывался какой-то театр абсурда. Он уже понял, что ждать адекватной реакции от бывшего друга вряд ли придется. Гриценко был весь во власти страсти — страсти зависти, всепоглощающей и страшной. Когда человек находится в таком состоянии, взывать к логике бессмысленно.
— Илюша, а какое еще чувство, кроме благодарности, уместно в такой ситуации? Я относился к тебе как к другу, и я хотел, чтобы рядом со мной всегда был друг, а твои способности абсолютно соответствуют той должности, которую ты занимаешь, поверь. Это может показаться смешным, но я тебе часто по доброму завидовал. Да, да! Не смейся! Ты думаешь, это легко — быть крайним и отвечать за все и вся? Не гораздо ли легче, когда твою спину прикрывает надежный друг?! Ты не думал об этом?
— Не издевайся надо мной, Соколов! Ты получал все вперед меня! И квартиру, и служебную машину! ВСЕ! И вообще не тебе меня учить! — огрызнулся Гриценко.
— А может как раз мое? Может оно бы все по другому сложилось, если бы ты время тратил не на блудливых бабенок, а на воспитание своих детей?
— Заткнись! Я не желаю от тебя слушать нотации! — разговор явно выходил за пределы разумного, когда еще возможно достичь какой-то благой цели.
— Так, Илья, давай заканчивать, — взял себя в руки Соколов. — В данной ситуации мне совершенно все равно, как ты себя поведешь. Если тебе нужен будет мой совет — всегда к твоим услугам. У меня к тебе будет лишь одно требование: в течение недели ты уйдешь из Прокуратуры и вообще из правоохранительных органов. Если через неделю ты все еще будешь занимать этот кабинет, то в него войдут сотрудники службы собственной безопасности. Как ты понимаешь, принимая такое решение, я уже иду на должностное преступление. Но я делаю это ради нашей дружбы… Бывшей дружбы. Все, Илья, прощай, — Соколов вышел в коридор и громко хлопнул дверью. В столовую идти расхотелось, он отправился в небольшое кафе неподалеку от Прокуратуры на сегодня рабочий день, очевидно, был закончен.
Но поесть в одиночестве Соколову не удалось. Только он подцепил вилкой кусочек нежной осетрины, как администратор кафе прервал его уединение:
— Александр Иванович, я дико извиняюсь, что нарушаю такое славное пиршество, но вас пытается разыскать некто Клюев. Я вот отправился в зал вас поискать. Как думаете, я вас нашел? — на лице собеседника была игривая улыбка. Соколов-таки опрокинул в рот содержимое запотевшей рюмки и закусил дымящейся снедью.
— Ох… И здесь отыскал! Ничего удивительного, он же опер. Спасибо, Володя, давай трубку. Алло, — ответил Соколов хмурым голосом, жуя осетрину.
— Слышь, а я вот сегодня даже не позавтракал, брось издеваться! — пробурчал Клюев.
— Ты не забыл куда звонишь? Удивляешься, что человек, сидя в кафе, жует? Ладно, что стряслось?
— Что-что… — ворчал Клюев. — Тут не спишь, не ешь, обувь топчешь по чем зря, и никакой благодарности.
— Степа, я тебя поцелую, потом, если захочешь. Говори не томи, у меня осетрина стынет, а водка — наоборот — нагревается!
— Садист! Ладно, уж так и быть. Нашли твоего пропавшего вчера Николая.
— Вот это оперативность! Хвалю!
— Так на то я и опер! — хохотнул Клюев. — Только радуешься рано. У него, понимаешь, проблемы…
Читать дальше