Роман Канушкин - Ночь Стилета - 2

Иные времена - иные песни. Следует лишь не терять тонкости слуха, и вполне возможно, что эта новая музыка окажется не менее привлекательной. Тем более что на покой уходить нам еще очень-очень рановато.

Евгений Петрович Родионов являлся интеллектуалом высшей пробы. Говорил на четырех европейских языках и двух африканских и понимал еще два, великолепно знал Восток, его философию, искусство и религию, знал Центральную и исламскую Африку, неплохо разбирался в античной и средневековой европейской культуре - но здесь избегал резких суждений, имел обширную и прочитанную библиотеку, где нашлось место и Тациту, и Бердяеву, Лавкрафту, Якобу Бёме и Гарсиа Маркесу, ценил живопись старых мастеров... И чуть более трех недель назад отдал приказ о ликвидации почти двух десятков человек, лишь семеро из которых знали его прежде.

Счастья всем!

Однако ситуация несколько вышла из-под контроля. Жертв оказалось значительно больше. Теперь Евгений Петрович знал, что всего в тот день было уничтожено тридцать семь человек, и вот реальной его проблемой на сегодня стало то, что ликвидировано должно быть на одного человека больше.

Счастья всем! Удачного дня!

...Несмотря на увлечение трудами склонных к метафизике авторов, Евгений Петрович был далек от разного рода нумерологии и уж тем более от мистического трепета перед цифрами. Однако стоило признать, что тридцать семь - плохое число. Опасное. Их должно было стать на одного больше.

Число тридцать семь сложилось так: тридцать человек погибли на свадьбе во время взрыва этого кулинарного шедевра - свадебного торта - и последовавшей за этим перестрелки. Еще один человек был ликвидирован далеко-далеко отсюда, более чем за тысячу километров от места взрыва, и, хотя некоторые были против этого, Евгений Петрович, собственно по натуре человек очень мягкий, все же понял, что складывающиеся обстоятельства потребовали именно такого решения. Еще шестеро как раз были теми, кто знал Евгения Петровича прежде. Да чего там, можно сказать, что они были его парнями, его "детьми", и только Богу известно, сколь мучительно-тяжелым оказалось для Евгения Петровича принятие подобного решения и сколь безмерной была его печаль. Только Богу. Или черту. Здесь уже не разберешь. Они были его парнями, но... его парнями, вышедшими из-под контроля.

Самый лучший из них, тот, кто был для Евгения Петровича ближе остальных, вывел их из-под контроля и сделал опасными. Нет-нет, пока еще все было в порядке, но Евгений Петрович немало пожил на этом свете и видел некоторые вещи насквозь: он выпустил из бутылки страшного джинна, ему и решать проблему. И может, действительно лишь черту известно, сколь глубока его печаль, но их должно было быть на одного больше. Их должно было быть семеро, его мальчиков, ему предстояло похоронить их всех.

И потом уже безмолвно оплакивать. Но вышла проблема. В такой же солнечный день, как и сейчас, чуть более трех недель назад, Евгению Петровичу доложили, что не все пошло гладко.

Одному из них удалось уйти.

- Кому? - тихо спросил Евгений Петрович и после небольшой паузы довел свой вопрос до конца: - Ему?

- Так точно, - было ответом. - В самый последний момент он сорвал маску и смешался с толпой. Снайперам пришлось вести огонь по официантам. А это уже было чрезмерным. На грани провала.

- Паршивец, - произнес он с улыбкой и сам удивился неожиданным ноткам облегчения в голосе, - он всегда был умничкой...

Тот, кто докладывал Евгению Петровичу о положении дел, лишь пожал плечами.

Какое-то хорошее воспоминание осветило лицо Евгения Петровича, и так же, не меняясь в лице, он мягко произнес:

- Сколько тебе дать времени, Гринев, на исправление этой ошибки?

- Товарищ генерал... Евгений Петрович...

- Найди мне его. Обложи, как волка. Он один, испуган, ему некуда деваться. Ставь мне здесь жирную точку! - выпалил он быстрым горячим шепотом.

- Поставлю, - пообещал Гринев.

- И-и, Гринев, я сказал, что он напуган? Но при этом он абсолютно спокоен и опасен вдвойне. Не забывай.

- Я все про это знаю, - холодно произнес Гринев.

"Злится, - подумал Евгений Петрович. - Пускай... Немножко огонька здесь не помешает. Совсем немножко. Гринев и так имеет холодную голову, иногда даже чересчур холодную; наверное, поэтому он и не дотягивается до того, другого, которого теперь ему предстояло превратить в загнанного зверя".

- Не злись, сынок, - мягко проговорил Евгений Петрович, - я просто тоже кое-что про это знаю.