Ги Кар - Чудовище

Конец наступил быстро: остро отточенный нож, точную копию которого предоставил в распоряжение суда следователь Белен, рассек сонную артерию несчастного молодого человека, сумевшего в последнем отчаянном усилии дотащиться до двери в надежде на помощь. Об этом свидетельствует впитавшаяся в ковер кровавая полоса, которая протянулась от запятнанной кровью подушки до двери. Джону Беллу даже удалось ухватиться еле повиновавшимися пальцами за ручку двери, но это усилие оказалось последним в его жизни. Дверь приотворилась под тяжестью повисшего на ней уже бездыханного тела... Тем временем преступник, потрясенный содеянным, рухнул на койку и попытался вытереть простыней руки, с которых стекала кровь убитого. Он замер, даже не подумав захлопнуть приоткрывшуюся дверь: зачем, раз он не собирался отрицать свою вину? Не счел он нужным и уйти из каюты, возвратиться к жене, чтобы признаться ей в совершенном из ревности убийстве. Единственное, что он сделал перед тем, как сесть на койку, - подошел к открытому иллюминатору и вышвырнул в море нож, внушавший ему, как он сам впоследствии признался капитану Шардо, ужас. После этого оставалось лишь ждать, чтобы кто-нибудь вошел в каюту.

Зверское, бессмысленное преступление, поводом для которого послужила нерассуждающая ревность. И если нас спросят: "Каким образом в мозгу слепоглухонемого могло зародиться чувство ревности по отношению к Джону Беллу?", мы кратко ответим: "Благодаря обонянию". После случайной встречи с Джоном Беллом, во время которой Жак Вотье запомнил его запах - ведь каждому человеку присущ собственный, неповторимый залах, различить который способно тонкое обоняние слепоглухонемого, как объяснил нам господин Роделек, - достаточно было уловить этот запах, например, на одежде своей жены, чтобы в тот же миг зародилась ревность, и все это без малейшей вины Джона Белла и Соланж Вотье. На протяжении всего последующего времени Жак вынашивал план мести. Прибегать к крайним мерам ему было не впервой: вспомните, господа, поджог сарайчика! Единственным мотивом покушения уже тогда была ревность...

Сродни этой ревности и та злоба, которой дышат страницы "Одного в целом свете", посвященные семье героя. Жак Вотье выразил свою ненависть к тем, чьими заботами был окружен и кому был обязан всем: он даже счел излишним хоть немного замаскировать своих близких в вымышленных персонажах! Вопреки тому, что можно было бы предположить, тройная ущербность Жака Вотье ни в малейшей степени не сломила его дух. Мы склонны полагать, что его интеллект развился именно благодаря этому обстоятельству. Перед вами, господа присяжные, отнюдь не забитое существо, согнувшееся под тяжким бременем своих физических недостатков, а сильный человек, ожесточенно боровшийся за то, чтобы достичь интеллектуального уровня полноценных людей и даже превзойти его... Скрытный, замкнутый человек, который умеет ставить свою незаурядную физическую силу на службу макиавеллиевскому мозгу, чтобы создать у окружающих впечатление, будто он всего лишь тупоумное чудовище, и действовать подобно чудовищу, когда его толкают на это извращенные инстинкты. С тех пор, как в детские годы он обнаружил, что внушает нормальным людям жалость, он понял, что может поступать как угодно, в том числе и причинять зло, ничем особенно не рискуя. Ведь ни один человек - если у него, конечно, не камень вместо сердца - не отважится обидеть существо, которое так обделила природа. И он пользуется этим! Вот что до сих пор никто не осмеливался высказать вслух на процессе, хотя в мыслях это было у каждого...

Конечно, мы искренне жалеем Вотье, которому не суждено пользоваться всеми чувствами, подаренными человеку природой, однако, по нашему убеждению, он не желает, чтобы его жалели, поскольку не нуждается в этом и осознает себя достаточно сильным и уверенным в себе, чтобы противостоять кому угодно, в том числе и своему защитнику, который, на наш взгляд, совершенно напрасно тщится наперекор воле подсудимого спасти его от заслуженной кары... Защита договорилась до того, что существовало по меньшей мере еще два человека, заинтересованных в устранении молодого американца! Абсолютно беспочвенное утверждение, как справедливо отметил господин адвокат гражданского истца, если учесть собственноручно написанные признания подсудимого и отпечатки его пальцев: могут ли быть более неопровержимые доказательства?

Сделав попытку заманить нас на страницы детективного романа, защита все же признала, что подсудимый, несомненно, входит в число тех трех лиц, которые якобы могли убить Джона Белла. Но он, по словам защиты, не мог совершить это преступление по двум причинам: во-первых, потому, что против этого восстала бы его совесть, а во-вторых - и это главное, - он не успел этого сделать, поскольку его на несколько минут опередил настоящий убийца. Утверждение весьма многозначительное: ведь оно подразумевает наличие у Жака Вотье преступного намерения! А поскольку с первых же минут расследования, проведенного на борту "Де Грасса", стало ясно, что ни о каком другом преступнике не может быть и речи, выходит, мы из собственных уст защитника узнаем, что убийство было предумышленным!