Виктор Пронин - Божья кара

– Как скажешь, – проговорил устало и придвинулся к окну. – Скорее всего, ты прав... Но это уже следующий уровень, мне недоступный. Я еще не колдун, как вы меня здесь называете, я только учусь.

– Слава всем говорит, что нашего маньяка зачали какие-то монстры из космоса...

– Очень даже может быть, – ответил Равиль как-то вяло, разговор его явно не увлекал.

– Значит, вся эта неразбериха с кладбищенским камнем... Это космос ручонки свои к нам протянул? Тоже дыхание космоса?

– Андрей... Мои ребята не любят разговоров на эти темы... Когда сочтут нужным, меня просветят... Смотри! – вдруг радостно воскликнул Равиль, приникая к окну. – Маки! А ты говорил, что они бывают только весной... Смотри, сколько маков вдоль дороги!

– Значит, весна... Значит, настоящая... Не из сна... Навязчивого.

– Опять стихи?

– Из прошлого, все из прошлого. Как и все мы, наверно.

– Неплохой вывод, – согласился Равиль. – Ровно через сутки Москва. И начнется другая жизнь, в другом мире... И мы там будем совершенно другими. И дай нам бог узнать друг друга, если случайно столкнемся в нижнем буфете Дома литераторов.

– Узнаем, – легко отмахнулся Андрей. – Уж там-то коньяком «Коктебель» нас никто угощать не будет. А без коньяка наверняка узнаем.

Вот и все, ребята, вот и все.

Автору осталось сделать последние чистосердечные признания...

Помните железнодорожный состав на вокзале Феодосии? Раскаленный на солнце, он вибрировал в потоках горячего воздуха, которые струились вдоль зеленых вагонов, размывая их четкие очертания. И состав казался ненастоящим, выглядел призраком, который вот-вот исчезнет, растворится, оставив после себя лишь сверкающие рельсы, сверкающее море, сверкающее солнце...

Помните?

Так вот, это повествование кажется мне таким же зыбким, с размытыми, струящимися очертаниями. Его можно назвать детективом, можно назвать затянувшимся объяснением в любви, как угодно можно назвать.

Света? Лена? Андрей? Амок? Может быть, их звали именно так, может быть, они даже и существовали на самом деле, а не только в виде теней в смятенной авторской душе... Еще эти печальные события, странная смерть маньяка Кости, расследование каких-то его кошмарных преступлений...

Не исключено, что все это было в действительности, хотя как знать, как знать...

А вот Карадаг и сейчас, говорят, существует, Чертов Палец, как и тысячи лет назад, бестолково торчит в небо, не то грозя, не то предупреждая о чем-то, не то указуя куда-то в космос, но никто его не боится, никого он не пугает... Вполне возможно, что вахтер Муха до сих пор мается у своих железных ворот, а я на барановской яхте «Мурка» под косым бандитским алым парусом медленно выплываю, выплываю, до сих пор выплываю из-за скал Лягушачьей бухты в лучах красного утреннего солнца, которое медленно поднимается из-за Хамелеона. Мой парус кажется не просто алым, а даже пылающим, каким ему и положено быть в этом повествовании...

Может быть...

Но в чем я совершенно уверен – декабрь все-таки был, был декабрь, который до сих пор светится в прошлом, и была сумасшедшая езда по зимней, мокрой дороге из Коктебеля в Симферополь к московскому поезду, было красное вино «Каберне» в пакете с краником, было счастливое опоздание и уже ночное возвращение в Коктебель...

А пакет оказался настолько щедрым, что вина нам хватило и на обратную дорогу... Да и сегодня вино в нем как бы не убывает, будто какие-то силы постоянно подливают в этот колдовской пакет красное вино «Каберне»...

Да, Наташа?