Виктор Пронин - Купите девочку

Надя пришла в себя минут через пять. Вначале она открыла глаза, некоторое время пыталась понять, где она, что с ней, потом порывисто распрямилась, повернулась к Андрею.

Тот молча смотрел на ветровое стекло, залитое дождевыми потоками. Капли на стекле искрились, отражали окна домов, уличные фонари.

– Что это было? – спросила Надя.

– Ты о чем?

– Я потеряла сознание... Извини, пожалуйста. Мне стало плохо.

– Пустяки, не обращай внимания. Это бывает со многими.

– Я не помню, как снова оказалась в машине.

– Просто я взял тебя на руки и вынес. И ты сразу пришла в себя.

– Я снова хочу подняться... Давай поднимемся в ту квартиру, а, Андрей!

– Это невозможно.

– Почему?

– Все боятся своего Бевза.

– Это была моя дочка?

– Нет, это ты мне скажи!

– Мне кажется, да... Но я не уверена... Эта родинка между бровями... И потом возраст... Ведь и возраст совпадает... Как девочка там оказалась?

– Это мой шеф, Пафнутьев Павел Николаевич, выменял ее у одного хмыря за три бутылки водки.

– Какой ужас! Но ведь она умерла!

– Ты видела ее мертвой?

– Нет.

– Кто тебе сказал, что она умерла?

– В роддоме сказали... Я уже не помню кто...

– Кто отец ребенка?

– Мы с тобой уже говорили об этом.

– Повторим. Кто отец?

– Бевзлин.

– Кто спонсор роддома? Кто принес тебе первые утешения и соболезнования? Кто попытался скрасить твои первые печальные дни? Он тебя никуда не отправлял на недельку-другую в себя прийти?

– Почему ты так решил? – беспомощно спросила Надя.

– У тебя загар совсем даже не мартовский. У тебя августовский загар. Где сейчас август, Надя? Канары? Кипр? Хургада? Ну? Скажи, пожалуйста.

– В Хургаде сейчас август, Андрей.

– Поскупился Бевзлин, он мог бы и на Канары отправить.

– Я слышала объявление по телевидению о том, что какой-то пьяница продавал девочку возле универмага... Значит, это была моя дочь... А я даже не откликнулась.

– Все было сделано для того, чтобы ты не откликнулась.

– Но это и его дочь... Как он мог?

– Что мог? Если он торгует детишками, если он распродает их и целыми, и по частям, в виде выжимок и отдельных органов... Он, скорее всего, подумал, что пусть, дескать, она выносит, как положено, родит, как положено, а он уж распорядится ребенком по своему усмотрению. Девочки, тем более хорошо выношенные и нормально рожденные от трезвых родителей, ценятся очень высоко.

– Не верю. Этого не может быть. Бевзлин сволочь, но не настолько.

– Надя, ты знаешь, что он сделал с мужиком, который у него украл товар, то есть твою дочку? Зажал голову в тиски и медленно-медленно давил эту несчастную голову, пока из нее не потекли пьяные мозги. Ты сама говоришь, что у вас испортились отношения. А зачем ему сложности, ребенок, какая-то девица... Ведь он знал, что в тебе завелся ребенок? Знал. Ты ему об этом давно сказала?

– Сразу.

– Он не склонял к аборту?

– Нет.

– Тебе что-нибудь непонятно?

– Я не могу поверить, что все это так.

– А что нужно, чтобы ты поверила? Для большей достоверности ты хочешь родить от него мальчика и посмотреть, за сколько бутылок водки его будут продавать на местном базаре?

– Я его убью, – тихо, почти неслышно, одними губами проговорила Надя.

– Вот это уже разговор, – одобрил Андрей. – Твоя девочка была приготовлена к отправке в невероятно гуманную европейскую страну, куда именно, не знаю. В девочку ввели какую-то заразу, и она несколько суток не могла проснуться.

– Боже! – простонала Надя сквозь зубы.

– Последнюю неделю она провела в реанимации. Ее вытащил с того света один хороший человек, когда-нибудь я тебя с ним познакомлю. Он ничего мужик, пафнутьевский приятель.

– Я его убью, – повторила Надя, и Андрей понял, что она не слышала ничего, что он говорил. – Сама убью. Никому не позволю это сделать. Он мой. Понял? – Она резко повернулась к нему, и Андрей в свете фонаря еще раз убедился, что все-таки она очень красива. Надя, не мигая, смотрела на Андрея широко раскрытыми глазами, и они были до самых краев полны ненавистью. – Не вздумай с ним что-нибудь сделать. Понял?!

– Посмотрим, – неопределенно проговорил Андрей.

– Я не буду повторять все его слова, обещания, заверения, не буду перечислять его подарки. Но все это придает его подлости такой чудовищный смысл, что только я, только я могу вынести приговор и исполнить его.

– Ты меня извини, Надя, – Андрей помялся, – но мне кажется, что не следует тебе этим заниматься. Тебя нет в его поле зрения уже несколько часов. И он понимает, что это означает. Теперь он и близко не подпустит тебя к себе. Знаешь, японские камикадзе набивали самолеты взрывчаткой и пикировали на американские корабли, но не могли пробиться сквозь стену заградительного огня. Ты сейчас напоминаешь этого отчаянного японца в самолете, напичканном взрывчаткой... Тебе не пробиться сквозь стену заградительного огня.