Я стоял рядом с Флорой и раскуривал сигареты из ее пачки. Она поднимала руку, я вынимал сигарету из своего рта и вставлял ей. Она делала затяжку, сразу на полсигареты, и кивала. Я вынимал сигарету у нее изо рта. Она выпускала дым и снова наклонялась к раненому. Я прикуривал от окурка новую и ждал ее сигнала.
Ее голые руки были по локоть в крови. По лицу тек пот. Все это напоминало бойню и длилось довольно долго. Но когда она выпрямилась, чтобы затянуться в последний раз, пуля из Рыжего была вынута, кровь остановлена и сам он перевязан.
— Ну, слава Богу, все, — сказал я, закуривая теперь уже свою сигарету. — Они у тебя с торфом, что ли?
Испуганный старичок занялся уборкой. Нэнси Риган потеряла сознание в кресле, и никто не обращал на нее внимания.
— Окунь, присмотри за этим гостем, — сказала Флора, кивнув на меня, — я помоюсь.
Я подошел к девушке, потер ей руки, плеснул воды в лицо, и она очнулась.
— Пулю вынули. Рыжий спит. Через недельку опять полезет в драку, сказал я ей.
Нэнси вскочила и подбежала к кровати.
Вошла Флора. Она умылась и переменила измазанное кровью черное платье на зеленое кимоно, из-под которого там и сям выглядывали крупные части в сиреневом белье. Она стала передо мной и скомандовала:
— Говори: кто, откуда, зачем?
— Я Перси Магуайр, — сказал я, словно это только что выдуманное имя все объясняло.
— Это «кто», — сказала она так, словно мое липовое имя ничего не объясняло. — А теперь — откуда?
Гориллообразный Окунь стоял сбоку, оглядывая меня с головы до пят. Дети от моего лица не разбегаются, но на нем более или менее правдиво запечатлелась жизнь, не перегруженная утонченностью и этикетом. Сегодняшние развлечения украсили меня синяками и царапинами, оставили след на том, что сохранилось на мне из одежды.
— Персик, — откликнулся горилла, ощерив редкие желтые зубы. — У тебя папа с мамой цветов не разбирали!
— Это тебе и «откуда», и «зачем», — настаивал я, не обращая внимания на шутки из зоопарка. — Я Перси Магуайр, и мне нужны мои полтораста тысяч долларов. Толстые брови ее сползли на глаза.
— Тебе причитается полтораста тысяч, да?
— Ага, — ответил я. — За ними и пришел.
— Ах, ты не получил? Ты хочешь получить?
— Слушай, сестренка, гони деньги. — Чтобы спектакль удался, вести себя надо было без церемоний. — А от этих «ах, ты получил», «ах, ты не получил» мне только- пить охота. Банк мы взяли, поняла? Потом вижу, деньги наши накрылись, и говорю своему корешу: «Ничего, мы с них стребуем. Держись за Перси, и все». Потом ко мне подваливает Вэнс и говорит: «Давай с нами», я говорю: «Ладно», — и мы с корешем идем с ними и сегодня вечером встречаем Рыжего в шалмане. Тогда я говорю корешу: «Эти костогрызы кончат Рыжего, и мы ничего не получим. Мы его у них отнимем и заставим отвести туда, где Флора сидит на деньгах. Теперь там будет по полтораста тысяч на брата — делить-то осталось почти не с кем. А когда получим — охота будет Рыжего убрать — никто не мешает. Только дело сперва, удовольствия после, а полтораста тысяч — это дело». Сказано — сделано. Мы выручили большого, когда на него насели. Кореш по дороге залип на девушке, получил в зубы и лег спать. Мое дело маленькое. Если она ему дороже, чем полтораста тысяч — на здоровье. Я пошел с Рыжим. Я вытащил его, когда он поймал пулю. Вообще-то мне и кореша доля полагается это триста тысяч, — но дай мне полтораста, как я хотел сначала, и мы в расчете.
Я думал, этот номер у меня пройдет. Что она выдаст деньги, я, конечно, не надеялся, но если рядовые в банде не знают этих людей, с чего бы этим людям знать каждого бандита?
Флора сказала Окуню:
— Убери его телегу от подъезда.
Когда он вышел, мне стало легче. Если бы она хотела разделаться со мной сразу, она бы не послала его отгонять машину.
— Пожрать у вас есть? — спросил я, располагаясь, как дома.
Она подошла к лестнице и крикнула наверх:
— Приготовь нам поесть.
Рыжий лежал без сознания. Нэнси Риган сидела рядом с ним, держала его за руку. В лице у нее не было ни кровинки. В комнату снова вошла Флора, посмотрела на раненого, приложила ладонь к его лбу, пощупала пульс.
— Пойдем вниз, — сказала она.
— Я… я лучше тут останусь, если можно, — сказала Нэнси Риган. В глазах и голосе ее был ужас перед Флорой.
Большая женщина, ничего не сказав, пошла вниз. Я спустился за ней в кухню, где старичок жарил на плите яичницу с ветчиной. Я заметил, что окна и черный ход забиты толстыми досками, которые связаны вдобавок брусьями, приколоченными к полу. Часы над раковиной показывали 2.50 ночи.
Читать дальше