Екатерина Лесина: Слезы Магдалины

Точки расставлены, тире тоже. Закончена одна жизнь, начата другая. Прошлое за плечами, но к нему еще надо привыкнуть. Настоящее обыкновенно, только Надька сбежала к своему менту. Злиться не выходит, тем паче что собственное Владово будущее пока не ясно.

От Алены пахнет сыростью и духами. И лицо теперь живое, не маска.

Наверное, все будет хорошо.

Во всяком случае, умирать он больше не собирается.

– Я... я подумала, что когда ты поправишься, то мы куда-нибудь сходим, – Надя-Наденька в рыжем сарафане и лиловых сапогах, знакомая-чужая. Непривычная. Своя.

– Сходим, – пообещал Димка. – Извини меня за... за тогда. Я дураком был. Я должен был что-то сделать.

Плечо болит, а душа поет.

– Должен.

– Сделаю.

Сначала ремонт в общаге. Надька вряд ли согласится переехать, но... лиха беда начало.

– Знаешь, – она раскладывает на подушке оранжевые апельсины. – А я к гадалке ходила... я вообще не верю, но... она зелье приворотное дала. Для тебя. Вот.

Смешно и радостно. На него и зелье тратить? У них и так все будет замечательно.

– Выбрось, – советует Димыч. А смеяться больно.

Не судите, и не судимы будете.

Прощайте, и вас простят.

Ищите и обрящете.

Он судил и прощал, отпуская в бессмертие. Искал и нашел. Он сделал все, как задумал. И теперь все, что ждало впереди – грозили судом, психушкой или зоной, – не могло испугать.

– Путь мой долог, – сказал человек медбрату со шприцом. – Плоть слаба, но дух бессмертен.

Игла вошла в вену. И человек закрыл глаза. Он видел, как переливаются огоньками каменные слезы Магдалины на ладони матери. Он улыбался.

Счастье было рядом.

Я желаю покаяться перед Богом за ту печальную и скорбную роль, которая по воле Провидения выпала на долю семьи моего отца в 1692 году; в том, что мне в детстве привелось волей Господней стать орудием обвинения нескольких человек в тяжком преступлении, через что они расстались с жизнью, однако теперь у меня есть все основания считать, что те люди не были виновны. В то печальное время сатанинское наваждение обмануло меня, и я боюсь, что вместе с другими стала, хотя и без всякого злого умысла или намерения с моей стороны, орудием в чужих руках и навлекла на свою голову и на головы моего народа проклятие невинно пролитой крови; честно и прямо перед лицом Бога и людей заявляю, что все, сказанное или сделанное мною тогда, было сказано и сделано не по злобе или из недоброжелательства к кому-либо, ибо ни к кому из них я таких чувств не питала, но единственно по невежеству в результате сатанинского наваждения.

И в особенности за то, что я стала главным орудием гибели матушки Нерс и двух ее сестер, я желаю быть повергнутой во прах и униженной, поскольку я вместе с другими стала причиной такого страшного бедствия для них самих и для их семей; по этой причине я желаю пасть ниц и молить прощения у Господа и у всех тех, кому я причинила столько обид и горя, у тех, чьи родственники пострадали от обвинения [9].

Признание присяжных, заседавших на ведовских процессах в Салеме, в том, что они совершили ошибку, сделанное четыре года спустя (14 января 1696 года).

Ответ Мэтью Хопкинса на приглашение одного из прихожан, Джона Гола, посетить Стаутон. До Грейт-Стаутона Хопкинс так и не доехал.

Здесь и далее: Лондон, напечатано для Р. Ройстона, у Ангела, в Айви-Лейн. Год 1647-й. Автор сознательно переносит события во времени и пространстве. В реальности Мэтью Хопкинс к началу процессов над салемскими ведьмами был уже мертв. Но кто может за это поручиться?

Обвинение, выдвинутое Элизабет Бут против Джона Проктора.

Свидетельство Сары Холтон против Ребекки Нерс.

Свидетельство Мерси Льюис.

Навязчивый страх загрязнения либо заражения, стремление избежать соприкосновения с окружающими предметами. Стремление к чистоте.

Здесь и далее : Послание к римлянам, 6.

Признание Энн Патнам, одной из обвинительниц в деле салемских ведьм, которое она сделала 14 лет спустя, в возрасте 26 лет.