Энн Грэнджер: Посмертное слово

С того места, где сидела миссис Смитон, открывался красивый вид на окрестности. Она мельком глянула на осыпающиеся от времени и непогоды стены старого огорода, в котором уже много лет ничего не росло, кроме бурьяна, и перевела взгляд на загон. Обзор ограничивал каштан, за которым начинался склон холма, скрывающий от ее глаз нижние пастбища. Но прямоугольник черной земли она видела очень хорошо, потому что он находился выше — тоже рядом с деревом, но со стороны дома. Дальше пейзаж расплывался в розовато-лиловой дымке. Где-то там, внизу, деревня; там живут люди, которые погрязли в повседневной суете. Им нужно выживать, вот они и стараются. Ей уже не надо бороться за выживание, она уже почти подошла к роковому рубежу. Ей осталось лишь сидеть и ждать.

У Светлячка есть могила, а у нее, его хозяйки, могилы не будет. Она оставила недвусмысленные распоряжения. Себя велела кремировать, а прах развеять. Она поставила в известность Беренса, своего поверенного, и попросила, чтобы заупокойная служба была как можно более короткой. Хотя она считает себя христианкой, ей даже не хочется, чтобы на ее похоронах присутствовал священник. Да, здешний приходской священник ей не нравится. Тем не менее она упомянула в завещании местный приход, поскольку считает это своим долгом: церковная верхушка и так ухитрилась потерять много денег и всего остального. Вот и здешняя церковь Святого Иоанна Богослова, маленькая и красивая, нуждается в ремонте. Жаль будет, если она совсем разрушится.

Мистер Беренс, хоть и принадлежал к другой вере, только морщился, слушая ее распоряжения. Когда она будет расставаться с бренным миром, ей не хочется, чтобы вокруг толпились друзья и родственники, не хочется молитв и благоговейного молчания.

— Миссис Смитон, все-таки еще раз хорошенько подумайте! Знаете что, давайте-ка я подыщу для вас какого-нибудь славного старичка священника, когда… Бог даст, уже скоро… придет время. Может, какого-нибудь пенсионера? Моя сестра живет на побережье; она говорит, там очень много бывших священников всех конфессий.

— Ладно, мистер Беренс, если сумеете найти священника не моложе семидесяти, который руководствуется Книгой общей молитвы. [1] Книга общей молитвы — официальный молитвенник и требник англиканской церкви. И передайте ему, пусть не тратит зря времени на речь с перечислением моих заслуг. Если он ее подготовит, ее все равно некому будет слушать. И оплакивать меня некому!

Оливия усмехнулась, вспомнив, с каким серьезным видом тогда кивал Беренс. Смех булькнул у нее в горле, и она снова посмотрела в окно, в сторону загона. Армитидж молодец, устроил настоящие похороны. Она следила за ним; он то и дело помогал рабочим, трудился наравне с Берри и его парнем. Позже приехал еще один мужчина на экскаваторе — незнакомый. Его прислал Кромби, чтобы вырыть могилу.

Кромби тоже человек порядочный, хотя, несомненно, грубоват — этакий необработанный алмаз. Эрни Берри тоже грубый, необработанный…

Оливия поморщилась. Слово «алмаз» предполагало нечто чистое и блестящее. Не в силах подобрать достойную замену, она решила применительно к Берри остановиться на слове «грубый». Ну да, Берри грубый. Но хороший работник. Вот именно! Он работает добросовестно — естественно, если им руководить.

Почему она совершенно не чувствует усталости? Уже поздно; день выдался долгий и утомительный, да и лет ей уже немало. Но спать совершенно не хочется. Ее душит гнев.

Она злится, потому что больше не может любоваться в окно Светлячком. Бывало, пони щипал траву в загоне или дремал под деревом, лениво помахивая хвостом и время от времени мотая головой, чтобы отогнать мух, которые осмеливались сесть на его длинные ресницы. Она злится, потому что Светлячку еще рано было умирать. Она злится из-за лжи, в которую поверили почти все местные жители: якобы Светлячок умер, потому что наелся какой-то ядовитой травы. И на самого Светлячка злится. Зачем он с ней так?

Но больше всего ее злит подозрение, будто она не заботилась о своем любимце как следует. Это неправда! Лошадей часто заводят полные невежды. Печально, но факт. А она в лошадях разбирается. Она понимает, что крепкий пони прекрасно может круглый год пастись на воле, если давать ему дополнительный корм в неурожайные месяцы, регулярно осматривать копыта, а в холода укрывать его попоной. Светлячок — не первый пони, который у нее жил, хотя он — последний. Все его предшественники процветали, как и он… — Оливия быстро произвела мысленные подсчеты — все двенадцать лет, что она была его хозяйкой.