Юрий Кларов - Станция назначения - Харьков (Розыск - 2)

коммунистов армиями. Сговориться о будущем устройстве

бывшей Российской империи можно будет потом, разбив

коммунистов.

3. Сейчас можно забыть старую распрю, бывшую

плодом недоразумений и незнания друг друга. Пора

вспомнить, что родина и народ, т.е. то, что и батьки

и нам дороже всего, уже шесть лет мучаются в кровавом

кошмаре.

Коммунисты не дадут мира и довольства, и это

не власть народа. Нужно нам сплотиться, избавить Русь

от насильников и строить новую жизнь, вольную жизнь,

вольную для всех.

ВОЗЗВАНИЕ БЕЛОГВАРДЕЙСКОГО ОТРЯДА:

"Славные повстанцы Украины!

Я, командир партизанского отряда имени батьки

Махно, призываю вас в свои партизанские ряды, чтобы

ударить всей силой и атакой на тех

кровопийцев-коммунистов, которые расстреливают наших

товарищей - партизан.

Сметем с нашей земли коммунистический

комиссариат самодержавия!

Деникина нет, есть Русская Армия, которой

подадим руку, и сомкнем ряды, станем любить друг

друга и освободим истерзанную Русь святую от

комиссарского царства и создадим власть по воле

народа.

Да здравствует Русь святая и русский народ!

Командир партизанского отряда имени батьки Махно

Яценко".

Глава седьмая

Фотография

I

Помимо портфеля с бумагами, найденного на квартире, в письменном столе Прозорова, Сухов отыскал пакет со старыми фотографиями. Одна из них привлекла мое внимание.

Но прежде о портфеле.

Хранящиеся в нем документы были типичной для набатовцев последнего времени демагогией, которая уже не могла обмануть не только рабочих и крестьян, но и подавляющее большинство самих анархистов, не связанных с конфедерацией. Набатовцы изжили себя, но не хотели сами себе в этом признаться.

Скатываясь все ниже и ниже, эта группка фанатиков и отщепенцев закономерно должна была закончить свой путь в политике прямым призывом "к решительной непримиримой борьбе с Советской властью и ее институтами, не менее опасными для социальной революции", по мнению набатовцев, чем Антанта и Врангель.

Ни для кого не была секретом и практическая политика Махно, который, свято блюдя принцип равноправия, добросовестно громил и грабил как белые тылы, так и красные. Позиция батьки, широко освещавшаяся в нашей печати, представлялась достаточно ясной: кулацкий бандитизм, прикрытый легким пропагандистским флером.

Не столь трудно было развеять туман и вокруг его дальнейших планов, которые, точнее говоря, следовало бы именовать мечтой. "Длинноволосому мальчугану" не терпелось превратить восстание против Советской власти на Украине в Великую третью социальную революцию, на этот раз анархистскую, всемирную, осененную пороховым дымом и черными знаменами, сметающую на своем пути все и вся. А там... А там кто его знает? Может, именно ему, Нестору Ивановичу, и суждено сыграть роль этакого анархистского мужицкого Наполеона. Взовьется Нестор Иванович соколом!

Высоко взовьется! Главное - не просчитаться, момент не упустить...

Из всего содержимого черного портфеля единственное, что могло привлечь наше внимание и заставить задуматься, было письмо "болярина Петра", как именовали в церквах Врангеля, провозглашая ему, последней надежде русского православного воинства, здравие, и воззвание командира белогвардейского партизанского отряда имени Махно штаб-ротмистра Яценко, который с детской непосредственностью предлагал сомкнуть ряды, взяться всем за руки, полюбить друг друга и, проливая слезы умиления, тотчас же начать резать комиссаров.

Но и здесь главным было не содержание. О попытках Врангеля объединить все антисоветские силы, включая Махно и Петлюру, и о белогвардейцах, выдающих себя за махновцев, мы, конечно, знали. Но разве не любопытно, что на документах в портфеле едва-едва успели обсохнуть чернила, что их, как говорится, доставили в Москву на квартиру Прозорова с пылу с жару, тепленькими, с румянящейся и похрустывающей корочкой!

Кто же так расстарался и кому предназначались эти гостинцы, ежели покойный Прозоров действительно был далек от анархистов всех мастей и оттенков?

Исчерпывающий ответ на эти вопросы мог пролить свет и на фигуру самого Прозорова, поступки которого во многом представлялись загадочными, и на судьбу драгоценностей, похищенных покойным у Глазукова.

Поэтому предложение Павла Сухова организовать на квартире Прозорова засаду ни у меня, ни у Борина возражений не вызвало. Риск не велик, а польза могла оказаться большой: если повезет, сможем выявить связи Прозорова, разобраться в происшедшем.