Наталья Андреева - Обмани меня нежно

В отношениях с Зоей он все время шел по минному полю. Это она с ним могла делать все что угодно, хотя и была в него безответно влюблена. Надо по возвращении в Питер купить огромный букет роз, заявиться к ней и сказать: «Здравствуй, Зоя! Я не буду больше доставать тебя своими просьбами. Прости».

«Буду», – подумал он, не удержался и зевнул. Покосился вправо, на пожилого мужчину с книгой и, скользнув взглядом по обложке, уважительно подумал: «Надо же! Свободно читает по-итальянски!»

Мужчина поймал его взгляд, улыбнулся и быстро-быстро заговорил что-то на незнакомом ему языке. Голицын чуть не рассмеялся: «И так бывает. Подумаешь о человеке, что он полиглот, а он просто итальянец».

– Простите, не понимаю, – ответил Гера по-английски и на всякий случай сказал то же самое по-французски. Сосед испуганно моргнул и уткнулся в свою книгу. Иностранная речь настроила Голицына на определенный лад.

«Надо ехать в отпуск», – решил он и успокоился. Тысяч десять можно потратить на то, чтобы расслабиться и на время забыть о Зое и о том, что вокруг сжимается кольцо. Он давно уже чувствовал присутствие этих людей в своей жизни. Пока ему удавалось быть на шаг впереди, но он понимал, как дистанция сокращается. Уже не шаг, а полшага, дышат в затылок. Они постепенно узнают все его хитрости, а придумывать новые схемы все сложнее и сложнее. Значит, надо еще чуть-чуть поднапрячься и, создав свой собственный фонд, завязать. Но для последнего рывка нужны силы. И он решил, что завтра купит билет на самолет. Потом закрыл глаза и попытался уснуть.

Она заметно волновалась, когда набирала код. Дом был старый, фасад явно нуждался в реставрации, зато дверь на входе в подъезд новехонькая, а под козырьком Катя заметила глазок видеокамеры. Что ж, Зоины картины Екатерина Семенова регулярно выставляет у себя в галерее, и даже если эта запись попадет в руки милиции, никакого криминала здесь нет. Она имеет полное право навещать художников, которым покровительствует.

– Кто там? – раздался в динамике прокуренный женский голос.

– Екатерина Семенова. Мы с вами договаривались о встрече.

Тут же послышался писк, похожий на комариный, и Катя потянула дверь на себя. «Господи, какая тяжелая!» В подъезде пахло кошками и было почти темно. Стены не мешало бы покрасить, а полы помыть. Она вцепилась в ручку чемодана и побрела к лифту, волоча его за собой. Волнение не проходило, а, напротив, усиливалось. «А вдруг откажет?» Это было рискованно. Но для успеха предприятия Зоя ей просто необходима.

«Какая она?» Воображение уже нарисовало образ талантливой художницы. Высокая, смуглая, чем-то похожая на Анну Ахматову, такая же величественная, с длинной шеей, с тонкими нервными пальцами, в которых держит янтарный мундштук. В него вставлена тонкая папироса, от которой идет ароматный сизый дымок. Вокруг шеи обмотан шифоновый шарф, юбка в пол, блуза свободного покроя испачкана красками. Художница. Зоя Каретникова. Бред, конечно. И янтарный мундштук, и шифоновый шарф. Но хочется красивого.

«Она не согласится...»

– Проходите.

– А где... – Катя осеклась.

Чуть не сказала глупость. «А где Зоя Каретникова?» – хотела она спросить у толстой унылой тетки в платье, похожем на мешок из-под картошки. Поверх него, вокруг необъятной талии, был повязан фартук, перепачканный горчицей и кетчупом. Катя пригляделась и поняла, что это краски. И голос. Голос оказался тот самый, из динамика, и никого, кроме хозяйки, здесь не было. Никого, кроме Зои Фоминичны Каретниковой, которая и стояла сейчас перед ней. Прихожая была маленькой, темной и тесной. Хозяйка хмурилась и смотрела на нее неприветливо. Катя же не могла отвести взгляд от вышитой на фартуке розочки. Это вместо янтарного мундштука. Все было настолько прозаично, что она растерялась.

– Я Каретникова, – первой начала хозяйка.

– Здравствуйте, Зоя. Извините, я волнуюсь.

– Это я волнуюсь, – хмуро сказала та. – Проходите.

Зоя посторонилась. Катя прошла в единственную комнату, заваленную холстами, рамами, какими-то тряпками, захламленную тубами с красками, бутылочками с маслом, испачканными палитрами, грязными кистями, и еще бог знает чем. Здесь не убирались по меньшей мере неделю. Творческий бардак дополнял диван, застеленный мятым постельным бельем, и стоящие подле него рваные тапки.

– Извините, у меня беспорядок, – все так же неприветливо сказала Зоя. И неожиданно добавила: – А мама говорила, что вы красивая.