Наталья Андреева - Обмани меня нежно

Стресс у Виолетты прошел, когда она родила шестого ребенка. Девочку. Было утро. Роды прошли легко, и Виолетта решила слегка перекусить. Она взяла с принесенного нянечкой подноса аппетитный бутерброд, поднесла его ко рту, и вдруг ее рука замерла. Она что-то вспомнила, положила бутерброд обратно и взяла лежащее на тумбочке зеркальце.

То, что она там увидела, ее потрясло. «Где я? Что со мной?» Она с недоумением перевела взгляд в окно. Было утро, и сияло солнце. В палату вошел улыбающийся Валя.

– Девочка, – безразлично сказала она.

– Девочка! – с восторгом повторил он. – Вета, я тебя люблю!

«А я?» – она с недоумением посмотрела на Валю. Он был таким же открытием, как и ее отражение в зеркале. Она вдруг вспомнила, как держала в руке пистолет. И в голове мелькнула запоздалая мысль: «А если бы я все-таки попала?»

И представив себе, что было бы, попади она в Жору или в его невесту, Виолетта разрыдалась.

Больше она детей не рожала.

Питер, примерно в то же время

– Уважаемая Ефросинья Ниловна, – сказал Гера торжественно и положил ладонь на сухую руку-веточку. – Как обстоят дела с вашими кошками?

– Ах, Георгий Викторович, все так печально.

На ее тонких, в ниточку, губах была все та же морковного цвета помада. Он невольно улыбнулся:

– В чем же печаль?

– Увы! Соседи опять меня атакуют! Приюту не быть.

– А хотите, я помогу вам деньгами?

– Ах, Георгий Викторович! – всплеснула она руками. – Это же бешеные деньги! И такие хлопоты!

– Я берусь решить вашу проблему, если вы поделитесь своим секретом, – его голос стал таинственным.

– Секретом? Каким секретом? – насторожилась она.

– Вы мне расскажете о том, как в хранилище во время проверки оказались подлинники, и какую роль сыграла в этом моя маменька. То есть сначала вы расскажете, каким образом они оттуда исчезли. Подлинники Федора Васильева. Что подвигло вас вернуть их, я догадываюсь. Проверка в музее. Но вот с момента изъятия, пожалуйста, поподробнее.

– Георгий Викторович!

– Только не надо врать. Я ведь и у матери могу спросить. Я женился, она сейчас счастлива, следовательно, уязвима. Она расскажет мне все.

– Да я и сама вам расскажу, – вздохнула Ефросинья Ниловна. – Но как вы догадались?

– Я же эксперт по Васильеву, – соврал он. – Я с самого начала знал, что это копии. Но предпочел никому не говорить.

– Вы очень благородный человек, Георгий Викторович, – она слегка смутилась. – Ах, это давняя история. Помните начало девяностых?

– Смутно. Я тогда был студентом.

– Мы с вашей мамой, да и другие музейные работники впали в отчаяние. В фундаменте появилась огромная трещина, с потолка текло. Вы ведь, голубчик, знаете, как для картин губительна вода. Даже сам воздух, насыщенный влагой, – катастрофа! Красочный слой начинает отслаиваться и постепенно осыпается. Шедевр живописи безвозвратно гибнет. Надо его спасать. А финансирования не было совсем. Зарплату, и ту надолго задерживали. Мы решили спасти исторические ценности своими силами. Ваша мама без ума от картин Федора Васильева.

– Видимо, это у нас наследственное. Скажите лучше, кто написал гениальные копии?

– В те времена и художникам жилось несладко, – вздохнула Ефросинья Ниловна. – Даже гениям. О! Это был великий человек!

– Был?

– Он, к сожалению, умер. У него был запущенный туберкулез легких. Питерская сырость тому виной, Леша ютился в цокольном этаже. Он и до сорока не дожил. А его картины... Их тоже убила сырость. Мы с вашей мамой ему помогали деньгами, но вытащить из сырого подвала не могли никакими силами. Да и куда? Мы тогда сами бедствовали. Пытались его продвигать, но увы! Все заполонили эти ужасные новомодные течения! Сделанные им копии Васильева гениальны, – Ефросинья Ниловна вздохнула. – Они писались в тех же местах, под Питером. Летом мы вывозили Лешу на пленэр... Ах, что это были за времена! Повсюду нищета и в то же время величие! Мы чувствовали, что и нашими руками творится история... Ах, Георгий Викторович, голубчик, куда все ушло? В общем, мы закрыли эти единицы в музейном фонде, а подлинники стали храниться в сухом проветриваемой помещении...

– У вас на лоджии. Или в кладовке? – Ефросинья Ниловна молчала. – Неужели под кроватью?

– Кое-что ваша маменька увезла на дачу, когда та была, наконец, построена.

– Но почему не вернули их в музей?

– Я хотела, – Ефросинья Ниловна потупилась.

– Понимаю: кошки. Вы вот уже много лет носитесь с этой идеей. Устроить кошачий приют. Но нужны деньги. Много денег. На вашу музейную зарплату приют не потянуть, концы бы с концами свести, и то ладно. А нужно давать взятки, чтобы подписать соответствующие бумаги. Но как вы думали продать картины? Это же непросто!