Александр Бушков - Антиквар

В отличие от шумного, бесшабашного, с душой нараспашку Боцмана Рома Левицкий (а может, и не Рома, и не Левицкий) был человеком совершенно другой породы. Всё произошло по заведённому порядку: аккурат через сорок минут после предварительного звонка у чёрного хода остановилось такси, откуда и высадился Левицкий, без натуги неся продолговатую картонную коробку, тщательнейшим образом перевязанную прозрачным скотчем, с удобными верёвочными ручками, украшенную полудюжиной сиреневых значков, означавших «верх» и «стекло». Что содержимому противоречило напрочь, конечно, но так оно гораздо безопаснее выходит…

Рома знакомой дорогой прошёл в кабинет Смолина, поставил коробку в уголок и остался стоять, не глядя по сторонам — невысокий, достаточно неопределённого возраста (около сорока вроде бы, но сразу и не скажешь, в которую сторону), продолговатое лицо никаких особенных чувств не выражает и способно улетучиться из памяти очень быстро, если не стараться запомнить специально…

Смолин даже не предлагал ничего из обычного дежурного набора — ни присесть, ни чаю-кофе, ни даже закурить. Как-никак встречались шестой раз, и всё было известно заранее… Он только спросил, стоя у стола:

— Сколько?

Ровным, почти лишённым эмоциональной окраски голосом робота Вертера Левицкий сказал, глядя словно бы прямо в лицо, но тем не менее не встречаясь взглядом:

— Мне сказано, десяток. С веса, соответственно, следует десятка, плюс процент.

Извлёкши из стола пачку «условных енотов», Смолин старательно отсчитал одиннадцать тысяч, подал Роме. Тот сноровисто пересчитал — без тени недоверия на лице, просто такие уж у человека были привычки. Кивнул:

— Всё правильно. Благодарю. Если что, позвоню.

И буквально улетучился на манер призрака — практически бесшумно, будто и не было. В окно, выходящее во двор, Смолин видел, как отъезжает такси, негодующе рявкнув сигналом на вывернувшегося из-за угла чуть ли не под колёса алкаша.

Вот так человек и зарабатывает старательно себе копеечку — вечный и надёжный курьер, которого, очень возможно, в соседнем городе (а то и в другом районе Шантарска) знают уже под совершенно другим рабочим псевдонимом. Аккуратно доставит всё, что ни поручат, примет причитающиеся поставщику бабки со своей всегдашней десятипроцентной надбавкой — и растворится в воздухе. Можно только гадать, где у него дом родной, можно лишь предполагать, что Рома не только с антиквариатом связан и главные деньги, очень возможно, зашибает на чём-нибудь другом — но гадать, предполагать и прикидывать совершенно ни к чему. Главное, Рома существует, пользуется хорошей репутацией и обходится не так уж дорого — вот и всё…

Вооружившись ножницами и острейшим австрийским спецназовским кинжалом «Глок», Смолин методично принялся за работу. Он резал, распарывал, привычно кромсал прозрачный скотч, упаковочную плёнку в пупырышках, плотную бумагу и шпагат. Вскоре покоившийся в тряпках и скомканных пластиковых пакетах продолговатый свёрток распался на пять поменьше, неодинаковой длины и неодинакового веса, плосковатых, характерной формы. Так их пока и оставив, Смолин принялся за второй свёрток, гораздо тяжелее и компактнее. Довольно быстро и его расчленил на пять поменьше. Распорол скотч на всех десяти так, что оставалось только развернуть. Закурил и уселся в кресло, ощущая лёгкий азарт, схожий, надо полагать, с оживлением картёжника (сам Смолин ни в какие азартные игры не играл отроду, а потому и не знал доподлинно, что это за ощущение — мог лишь теоретически предполагать).

Всегда это было чем-то вроде лотереи — потому что никогда не известно заранее, что именно окажется в посылке, одно ясно: в проигрыше он не будет…

С питерским контактом ему, следует признаться, повезло. Классический интеллигент по всем внешним признакам, этот субъект вот уже два года проявлял достойную уважения деловую сноровку, ничуть не сочетавшуюся с обычной расейской безалаберностью помянутой прослойки. Протирая штаны в одном из серьёзнейших питерских музеев с гигантскими до сих пор (и сквернейше учтёнными до сих пор) фондами, обладатель ничтожной должности (хотя и снабжённой уважительным для простого народа длинным титулом) свой маленький бизнес вершил методично и размеренно. Уникумы он обходил десятой дорогой — зато полегонечку, по две единицы в месяц (не больше и не меньше, вот уж два года подряд), деликатно выражаясь, выносил без спроса из своего учёного заведения вещички старые, но, в принципе, рядовые. За каждую аккуратно получал от Смолина штуку баксов — и эта система его вполне устраивала, умный всё же был мужичок — и не зарывался, и не пытался вести дела самостоятельно, дабы урвать поболее. Обеспечил себе стабильный доход. И если, не дай бог, не запорется по глупой случайности, долгонько будет продолжаться такая вот негоция…