Яна Розова - Импровизация на тему убийства

Часов около девяти вечера к столику подошел Пряник.

– Привет, блондинки! – Он игриво помахал толстой ручищей, стараясь не поворачиваться к нам правой стороной своего упитанного тела.

– Привет, плейбой! – ответили мы хором, провожая взглядом его коренастую фигуру, удалявшуюся в сторону коридора.

Я заметила увертки Пряничникова и без труда обнаружила их причину: правый глаз Пряника украшал фиолетовый, а значит, достаточно свежий синяк.

Я повернулась к Кристине:

– Что за фингал на морде Пряника?

Кажется, я и без нее знала ответ, просто интересна была официальная версия.

– А я не знаю. Он мне не докладывал, – спокойно ответила Кристинка, любуясь свеженаращенными ногтями. Гель был украшен алыми цветами и искрился золотым песочком. Ей хотелось позлить меня. – Вчера в «Джазе» кое-что произошло. Мальчики притащили «десерт». Знаешь, что это такое?

Она с вызовом смотрела на меня, и я повелась на провокацию:

– Кристина, это же наркотик. Ты не знала? Это опасно, понимаешь?

Кристина хмыкнула:

– А что ты меня поучаешь? Ты такая правильная, хорошая, как я посмотрю!

– Ин, я не поучаю…

Но подруга уже не могла остановиться:

– Да что ты о себе возомнила? Воспитываешь всех, думаешь, ты самая правильная?

– Кристина, при чем тут моя правильность…

– Да никакого права ты не имеешь меня осуждать. На себя посмотри. И вообще, ты тут никто, и Сухареву ты не жена!..

Я обомлела. Мадам Пряник нарушила негласное табу на обсуждение моей семейной жизни. Мне не удалось скрыть от нее, что с самого начала мой брак с Сухаревым был ненастоящим, но она ни разу не позволила себе упомянуть об этом. Я ценила ее тактичность, добавляя в краткий список добродетелей Пряничниковой еще один пунктик.

Не надо было, но я взбесилась.

– Иди к черту, тупая шлюха! – прошипела я, брызгая слюной, и выскочила из ресторана вон.

Эту последнюю, самую глупую ссору я вспоминала с тоской.

11 июня, полдень

Через четыре дня после смерти Игоря я снова стояла в комнате, в которой прошли самые радостные часы моей жизни.

О похоронах я узнала в «Джазе», просто позвонила туда, якобы заказать еду, попала на знакомого администратора Леночку, и она сама мне все рассказала.

Скрывать теперь мне ничего не надо было, поэтому я пришла. Хотела увидеть его еще раз.

Игорь был тут же. В гробу. Чужое, опрокинутое на белой подушке лицо. Это лицо не выражало ничего, а я вспомнила, как смеялся он на остановке в тот летний день, какими теплыми были его губы…

Нестерпимо захотелось кричать. Я подавила спазм в горле и стала пробираться сквозь толпу людей куда-нибудь подальше от безмятежного чужого лица.

Почему-то оказалась на балконе. Там уже стояли, перекуривая, трое парней, видимо его друзья. Они посторонились, пропустив меня к перилам. Один из них, крепенький живчик с густыми каштановыми волосами, так уставился на меня, что, если бы были силы, я бы послала его куда подальше.

Несмотря на его взгляд, а может, и благодаря ему, я почувствовала, как полились слезы. Сами, без разрешения. Это было больно, но приносило облегчение.

– Простите меня… – услышала я голос над плечом. Обернулась и увидела живчика. – Меня зовут Олег, я друг Игоря. Я вас узнал. Вы – та самая девушка, с которой он встречался весь год.

– Вы меня видели? – Я спросила это хриплым шепотом. Голос пропал.

– Нет, только ваше фото на мобильнике. – У парня была забавная манера – убедительности ради поднимать черные густые брови. – Игорь показывал вашу фотографию. И я, кажется, узнал вас утром того дня, когда он погиб. Вы были в его дворе?

Я вспомнила: точно, я тоже видела его у подъезда Игоря. Подумала: надо что-то объяснить, но так и не придумала, что именно. Голос кудрявого звучал у меня над ухом:

– Вам сейчас плохо, я понимаю. Но мне надо вам кое-что рассказать. Вы должны это знать. После всего я вам расскажу…

Голос стих.

Потом было кладбище. Яма. Мать Игоря, похожая на обезумевшую ведьму, с растрепанными волосами и растопыренными пальцами, которыми она пыталась расцарапать крышку гроба из лакированного дерева. Отец Игоря, одетый в иссиня-черный костюм и выглядевший тусклым, бледным и невзрачным в беспощадном свете дневного солнца. Его глаза слезились, хотя он не плакал, а кожа на лице, казалось, резко обвисла.

Влажная земля, засыпавшая яму с гробом. Лужи и комья грязи после ночного дождя.

На поминки мне не было смысла ехать. Я знала Игоря только с одной стороны. С кем я могла вспомнить о том, как он умел любить?