Диана Бош - Забытый грех

– Значит, кукла обозначает мальчика? – спросил Лямзин.

– Да. Эта кукла – оберег мальчика, мужчины. То есть она делалась один раз, когда ребенок рождался, и ее бережно хранили всю жизнь.

– Мне показалось странным, что кукла проткнута ножом так странно – лезвием вверх. Я прав или мне лишь чудится в этом некий подвох?

Василий Иванович медленно кивнул.

– Это корд, традиционный таджикский нож. Сам по себе он тоже может быть талисманом. Но не всегда. Вот эти узоры мне не нравятся. – И он пальцем показал на лезвие.

– Что они означают?

– Просьба о помощи темных сил. Вряд ли кто-то мог бы подарить такой нож младенцу.

– А в вашей культуре младенцам дарят ножи?

Старик улыбнулся.

– Я не слишком правильно выразился. При рождении ребенка отец может повесить над кроватью корд – как амулет, защищающий от злых сил. Но этот нож для другого предназначен. Куда, говорите, смотрело лезвие – вверх?

– Да.

Старик покачал головой.

– Нехорошо. Если так нож воткнуть – это означает, что в доме прольется кровь, кто-то умрет. Даже если такое ненароком получалось, то этим ножом сразу приносили жертву. Резали птицу или барашка, чтобы избежать беды.

– Так-так, – Лямзин побарабанил пальцами по столешнице, соображая, – выходит, кто-то хотел Азура напугать? Или предупредить?

– Или убить, – добавил старик. – Я же объясняю, само по себе это означает смерть и призыв на помощь темных сил. Даже если бы нож сам по себе так воткнули – уже плохо. Но проколотый лухтак – совсем нехорошо.

Лямзин поднялся и нервно закружил по кухне, благо она была достаточно просторной.

– Убитый лежал ногами к двери, с поднятой вверх рукой, – бормотал он, – пуля вошла в лоб, пробив дверной «глазок». Дверь при этом осталась закрытой. Да, убитый кого-то боялся. Сообщал о покушениях на него в милицию, а у него на двери – ряд замков. Какой же вывод, зачем прикололи к двери эту куклу?

– В лухтак изначально заложены свет, добро, защита, – сказал дед Дамира, – и, конечно, то, что чьи-то злые руки сотворили с куклой-оберегом, должно было испугать парня.

– Да, но как кукла оказалась на двери? Если это сделал убийца, значит, он был вхож в дом? – сказал Дамир.

– Хороший вопрос. Свои идеи есть?

Парень сокрушенно пожал плечами:

– Нет, Эдуард Петрович.

– А у меня, кажется, появились. Азур ни за что бы не открыл убийце дверь, потому что панически боялся. Давай смоделируем ситуацию. Раздается звонок, Азур не реагирует. Потом некто звонит снова, возможно, что-то говорит. Это было нечто такое, что вынудило парня ответить.

– Может, убийца был ему знаком?

– Скорее всего. Но давай моделировать дальше. Азур выходит из комнаты, и тут его взгляд падает на дверь: его оберег, которого не должны касаться чужие руки, проколот ножом. Да не просто как-нибудь – а лезвием вверх. Это для Азура означает смерть. И тогда он невольно делает шаг. Конечно же, он понимает, что куклу нужно немедленно снять, а кордом принести жертву, зарезать, к примеру, курицу. Убийца же из подъезда наблюдает за «глазком». Тогда был солнечный день, и солнце светило прямо в окно. Входная дверь у Азура расположена напротив кухни. Парень выходит в коридор, убийца видит мелькнувшую в «глазке» тень и стреляет в нее из пистолета.

– Значит, кукла, проткнутая ножом, понадобилась для того, чтобы испугать Азура? – сказал Дамир.

– Думаю, да. И одновременно – чтобы заставить его подойти к двери. Вот только в рассуждениях наших есть один существенный изъян.

– Какой? – напрягся Дамир.

– Нельзя закрыть дверь, не заметив приколотой куклы.

Лямзин сел и откинулся на спинку стула.

– Значит, ему кто-то открыл и потом снова за ним закрыл, – сказал вдруг молчавший все это время Василий Иванович.

– Верно. – Эдуард опять встал. – Вот только кто?

– Майя, домработница Азура? – вопросом на вопрос ответил Дамир.

– Вполне возможно. Тем более, что положение тела убитого это подтверждает. В доме явно кто-то был, когда произошло преступление.

– А вдруг она и есть убийца? – предположил Дамир.

– Да, но зачем ей такие сложности? Майя могла убить Азура, не выходя из квартиры. Нет, скорее всего, она свидетель, и ее надо непременно найти.

Они уже выходили, когда Лямзин вдруг вспомнил, что хотел задать один вопрос. Он обернулся и спросил:

– Скажите-ка, Василий Иванович, а почему таджики всегда на корточках сидят? Что за обычай такой?

Старик улыбнулся.

– Есть такое понятие на Востоке: когда ты стоишь – значит, ты воин. А если присел – значит, о мире думаешь. Мирный человек стоять не будет.