Курочкин, до сей минуты не подававший признаков жизни, аккуратно кашлянул.
– Узнали? – спросил Родион, отряхивая колени.
– Так ведь это Стручок.
– Неизвестный вам господин, игравший с госпожой Незнамовой в бильярдной зале трактира Сурогина? – отчеканил чиновник полиции, словно для протокола.
– Так точно, – в глубоком отчаянии проговорил Афанасий.
– И при слежке за особняком его не видели?
– В том-то и дело: не зафиксирован как объект наблюдения!
Если лакей целый день валяется в своей комнате да папироски покуривает, никакой филер его не заметит. Что тут поделаешь – против лени логика бессильна.
– Сделали все, что могли, Афанасий Филимонович, – подбодрил Родион дружеским хлопком по локтю. – Карамболь сыгран отменно. Но следы остались.
Филер, кажется, не понял.
– Сначала Стручок помог Блохе показать фокус, а затем ему фокус показали. Подежурьте у входа, мало ли что.
Закрыв лицо ладонями, Бородин не шевелился.
– А где домашние? – спросил Ванзаров, чуть не добавив: из тех, кто жив.
– Матушка не спала ночь, перед моим отъездом приняла успокоительное, видимо, спит.
– Аглая?
– Что я, следить за всеми приставлен? – простонал Нил. – Может, в комнате заперлась, теперь целыми днями носа не показывает, в обидах каких-то.
– Как Орест вел себя утром?
– Обычно вел. Веселый был, шутил про какое-то богатство, которое заслужил. Потом стал приставать с расспросами о Клавеле. Я рассказал, он загорелся. Дальше знаете. Глупый мальчишка.
– Возможно. А теперь попрошу выяснить, что с вашей матушкой.
Бородин как-то странно посмотрел и бросился в спальню. Послышались радостные крики. Не прошло и минуты, как Филомена Платоновна выехала на своем троне, украшенном сферами Зодиака, в котором и заснула, укрытая пледом. Дама щурилась и явно не понимала, что происходит, а Нил вдобавок постарался повернуть ее спиной к бильярдному столу. Заметив Ванзарова, Бородина сдержанно улыбнулась и спросила, чем обязаны такому приятному визиту.
– Слышали какой-нибудь шум из гостиной? – вежливо спросил приятный гость.
– Орест, кажется, играл на бильярде, я приняла капли и заснула под эти удары. А что случилось?
Родион только открыл рот, чтобы аккуратно выяснить подробности, как вдруг Нил вскрикнул:
– Маменька! – рухнул на колени, зарыдал и прижался к ней, как испуганный ребенок. – Маменька, я больше не могу! Орест себя убил шаром! Такое несчастье! Я не выдержу! Опять! Да что за напасть на нашу семью! Не смотри туда, умоляю! Твои нервы этого не вынесут! Я один все переживу! Маменька, милая! Помоги мне!
Зрелище вышло редкостное. Не всякий день здоровенный мужчина почти пятидесяти лет пускает сопли на руках у мамаши. Но происшествие смущало только Родиона. Филомена Платоновна нежно приобняла сыночка, погладила по голове и стала шептать ласковые, успокаивающие слова, какие всякая мать найдет для обожаемого чада. Просто умилительная картина. Впрочем, для посторонних не предназначалась. Госпожа Бородина отправила строгий взгляд Ванзарову, дескать, неприлично пялиться, когда мать кормит грудью, то есть утешает. Однако Родион вызывающе не двигался с места. Даже головы не отвернул.
– Нил Нилыч, прошу успокоиться и проверить, на месте ли Аглая.
Получив ободряющий поцелуй, Нил кое-как оторвался от материнской груди и, пошатываясь, побрел к двери.
– Няня! – рявкнул он, при этом дубася кулаком. – Полиция тебя желает.
Створка приоткрылась и явила старуху, закутанную в одеяло с головой. И эта, видать, предавалась сну. Как удачно нападает дремота – на всех одновременно. Ванзаров без стеснения поманил пальцем старушку.
Аглая приблизилась и уставилась молча.
– Давно вернулись? – с милой улыбкой спросил Родион.
– От вас сразу домой.
– Что видели?
– Никого видеть не хотела, пошла к себе. – Аглая плотнее запахнулась в кокон.
– Так ничего не заметили?
– Орест на бильярде стучал.
– И достучался. Взгляните, какой фокус показал. – Чиновник полиции сделал широкий жест, приглашающий к бильярдному столу.
Аглая только покосилась и молча ушла к себе, хлопнув дверью. Понимать такой поступок предоставила как угодно: дескать, переживать, что ли, из-за всяких лакеев, засадивших себе в лоб бильярдным шаром. Или так: «Мне уже все равно». От такой бесчувственности Родион несколько опешил, но бешеный характер сдержал в рамках. Ни к чему сейчас лишние крики и препирательства. Лишь попросил увезти Филомену Платоновну. Нельзя мучить почтенную даму ужасным зрелищем.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу