Антон Чиж - Мертвый шар

Надо было спросить что-то умное, но на ум ничего не приходило. Объяснить поведение Олимпиады Ивановны логика отказывалась. Получается, обретя шанс заполучить Бородина в мужья, она не только не воспользовалась им, но пустилась во все тяжкие. Быть может, нервный срыв? И хотя Родион знал натуру женщин глубоко и основательно, в чем нимало не сомневался, дельного объяснения он так и не нашел. Допустим, Липа обиделась и решила отомстить, как может только женщина. Достаточно одного, ладно, двух кавалеров. Но шесть? Мало того: проведя у себя ночь, госпожа Блоха успела утром найти свежего мужчину, съездить с ним в «Версаль» и вернуться обратно. Итого – семь.

– Что-то смущает, Родион Георгиевич?

Невозмутимость Афанасия был совершенно искренней. Опытный филер и не такого навидался.

– Не волнуйтесь, Блоха до утра не выходила, – добавил он. – Я тут поблизости у знакомого дворника соснул. Уже в восемь был на месте, ничего не пропустил.

– Не понимаю, чем она занималась…

– Трудилась, чем же еще. – Кажется, Курочкин удивился такой наивности. – Бланкетка, что хотите. Они за вечер могут с десяток обслужить. И как ни в чем не бывало. Профессия такая – радость дарить.

Никакого осуждения в голосе филера не было. Да и с чего? Можно сказать, коллеги в некотором роде: работают на улицах.

– А почему такую странную кличку придумали?

– Так ведь прыгает как блоха. Блоха и есть, – Курочкин одарил улыбкой.

Придумывая клички, филеры так метко схватывали характер человека, что никакая биография не ототрет. Действительно: блоха. Что тут скажешь.

Поблагодарив за отменную службу, Родион просил не ослаблять бдительность и замечать любую мелочь. Или странность.

Курочкин вдруг замялся:

– Я тут в книжке кое-что не отметил…

– Так расскажите.

– Зафиксирован объект с прошлого наблюдения. Не знал, надо ли отмечать.

– Кого видели? – чуть не выкрикнул Родион.

– Не судите строго…

– Да говорите же, Афанасий Филимонович!

– Вчера около шестого часа рядом с меблированными комнатами был замечен объект наблюдения Карга. Переодетая в черное.

– Дальше.

– Зашла, пробыла около получаса, вышла и убыла по Екатерининскому каналу. Больше не появлялась. К кому ходила – не знаю. Проверять не стал, вы указаний не давали.

Все верно. И пенять не на кого. Но и загадки особой нет. Сложно предположить, что Аглая заходила в гости к совершенно неизвестному субъекту. Логика этого не допускает. А вот некоторые новые выводы – пожалуйста. Впрочем, сейчас это не так важно.

Оставив ценное указание фиксировать любого, кто может появиться из особняка, Родион резко повернул по направлению от участка. Лебедев, конечно, обидится, чего доброго, накричит, но сейчас требовалось нанести срочный визит. Ничего, гениальному другу потерпеть не вредно. А покамест никарагуанские сигарки, быть может, отравят участок. Милая перспективка. Хо-хо…

А что хотите? Любой герой, самый чистый и расфуфыренный, имеет право быть гадким по мелочам. Разве нет? Ну так посмотрите в зеркало.

Плюшевые занавески надежно прятали гнездилище порока. Хотя в такое время скрывать было особо нечего. Ночные клиенты разошлись по семьям, свежие прибудут только к вечеру. Девочки мадам Ардашевой наслаждались ничегонеделаньем. Но только не сама хозяйка. В конторской книге подводила баланс, вычитала затраты на жалованье, бытовые расходы и подарки приставу. Прибыли оставались солидными. Не стыдно соперничать с банками или торговлей керосином. Бухгалтерское занятие доставляло Полине Павловне тихую радость. С цифрами было куда спокойней, чем с людьми. Они ничего не требовали и никогда не врали. Сведение баланса стало любимым занятием, вторгаться в которое не позволено никому. А уж тем более непрошеным гостям.

На голову швейцара Антипа, сунувшегося в дверь, чтобы доложить о прибытии, вылился ушат ласковых слов. Но отказать было нельзя. С испорченным настроением Ардашева закрыла гроссбух и приказала просить. Видеть еще раз девицу в пиратской повязке не входило в ее планы. Тем более новых распоряжений из Врачебно-санитарного комитета не поступало.

Хоть Полина Павловна улыбнулась гостье радушно, сообщив, что рада видеть ее, на душе стало неспокойно. Одноглазое страшилище устроилось на стуле и призналось, что вернуться заставило дело личное, а потому разговор будет неофициальным, если не сказать конфиденциальным. Предчувствия оправдались. Только этого еще не хватало! Мало того что уродина из берлинской полиции болтала по-русски чисто, что подозрительно, так еще и дельце имеет секретное.