Софья Ролдугина - Кофе для истинной леди

Эвани шла на тридцать шагов позади нас и на ходу читала роман. Кажется, ей не было никакого дела герцогских секретов — и я почти завидовала.

— Так и будешь молчать?

— Я боюсь, Крис, — вырвалось у меня совершенно искреннее, и я тут же поняла, что это правильное начало. Не нападать на них с расспросами, а быть жертвой , которая ищет защиты. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что происходит, но и оставить все просто так не могу. Понимаете, он…

— Кто? — почти грубо перебил меня Даниэль, но я видела, что он не на шутку встревожен. — Кто, Гинни? Ты никогда не страдала ни недостатком смелости, ни неумением правильно выразить свои мысли, так прекращай пороть чушь и скажи прямо, что происходит!

— Винсент Фаулер, — твердо произнесла я и стянула на груди края шали. Мне и впрямь было холодно. — Он угрожал. И я хочу знать, может ли он воплотить эти угрозы в жизнь.

Кристиан остановился так внезапно, словно налетел на стеклянную стену, и лицо у него исказилось, будто осколки этой невидимой стены ранили его глубоко, до самого сердца.

— Винс угрожал тебе ? Шутишь?

— Нет, — я качнула головой. — Он говорил что-то о слухах, которые будут ходить обо мне… и о нем, если я не склоню голову и не проглочу молча его оскорбления. Мне не понятно, почему Фаулер так разозлился. Я просто шла и беседовала с одним джентльменом, а Фаулер вдруг стал угрожать ему вызовом на дуэль, а мне — слухами и потерей репутации… И… только клянитесь, что это останется между нами, — я поймала взгляд сначала Даниэля, потом Кристиана, и только дождавшись кивков, продолжила: — Он пытался силой склонить леди Вайтберри… к отношениям. Мы с Эмбер давние подруги, и мне бы она лгать не стала. Да и я своими глазами видела, как была она напугана, почти до истерики. И… я хочу узнать, не грозит ли мне то же самое.

Даниэль сделался бледен, как полотно и отвернулся. Кристиан держал себя в руках чуть лучше:

— Гинни, ты уверена в том, что говоришь? Ты не преувеличиваешь? О Винсенте ходит много слухов, но едва ли четверть из них правда! — горячо выпалил он.

— Я не умею отделять правду от слухов, Крис, и поэтому говорю лишь о том, чему сама была свидетелем, — вздохнула я. — До противостояния Фаулера с… с тем джентльменом мне дела нет. Но в тот же вечер ваш друг умудрился оскорбить меня и до слез напугать леди Вайтберри. Не знаю, что у него на уме, но свою ненависть он срывает на тех, кто не может ответить. И отчего-то считает, что ему это сойдет с рук.

Последние слова мои прозвучали зло и бессильно, оседая на языке, как горькая кофейная гуща из последнего, лишнего глотка.

— Гинни… — растерянно пробормотал Кристиан. Даниэль вскинулся, как от пощечины.

— Мы поговорим с ним, — глухо пообещал он. — Все-таки это наш дом. И никому, даже Винсу, нельзя вести себя здесь, как мародеру. Если он забыл, кто мы, то мы напомним.

— Спасибо, — тихо поблагодарила я. Озноб, заставлявший меня кутаться в шаль, сходил на нет. — Но мне нужно знать кое-что еще. Поведение того джентльмена, которого Фаулер хотел вызвать на дуэль, тоже было… странным. Я не могу понять, что меня в нем настораживает, но чувствую подвох. Джентльмена зовут Доминик Синглтон, а Фаулер набросился на него после того, как тот упомянул о том, что вы с Крисом около трех-четырех месяцев назад… как же он выразился… ах, точно. «Огорчили леди Абигейл почти до белых волос, опозорив свои имена».

Воздух пронизало такое напряжение, что он, казалось, загустел.

— Доминик рассказал тебе, что случилось? — быстро и хрипло спросил Даниэль, переглядываясь с братом. — Он успел уже оболгать нас?

О. Значит, «оболгать»?

— Нет. Да я бы и не стала слушать, в первую очередь спросила бы у вас, правда это или нет. Так что случилось три месяца назад? Как с этим связаны Фаулер и Синглтон? И как во всем этом замешана Абигейл? — близнецы одновременно поджали губы, и я поняла, что если сию секунду не настою на своем, то больше слова из них не вытяну. Момент будет упущен. — Скажите мне. Я не хочу узнавать сплетни из третьих уст и сомневаться в своих друзьях. Я хочу верить вам.

Воцарилось недолгое молчание. Эвани отстала где-то далеко позади, за поворотом аллеи, и не торопилась нагонять нас. Даниэль тоскливо обернулся на дорогу, глубоко вдохнул, словно набираясь смелости, и наконец решился:

— Хорошо. Слушай, Гинни. Это не самая подходящая для леди история, но ведь ты не из этих высокоморальных пустышек, которые умеют только осуждать, верно? Ты ведь умеешь и думать? — он резко завел руки за спину и сцепил пальцы в замок, покачиваясь на пятках. — В общем, с Винсом мы общаемся примерно с наших двенадцати. Абигейл вздумалось учить нас фехтованию и, конечно, она не нашла лучшей кандидатуры, чем самый знаменитый бретер Аксонии, сэр Винсент Фаулер, баронет из Эннекса. Винсу тогда до зарезу нужны были деньги, причем много и срочно… В общем, он согласился. Как ты понимаешь, от такого учителя мы были просто в восторге. Это тебе не скучный мистер Флеминг или какой-нибудь унылый гувернер, выписанный с материка. Винс… он завораживает, понимаешь? У него какое-то звериное обаяние, обаяние зла. Гинни, — Даниэль взял меня за руку, и даже сквозь перчатку я почувствовала, что ладонь у него влажная, а пальцы подрагивают от волнения. — Винсент, может, и рад бы вести себя, как обычный человек, да вот беда — он совершенно не понимает, что такое мораль, нравственность или общественное мнение. У него есть только его собственное мнение и логика. И инстинкты хищника. К нам Винсент поначалу отнесся, как к возможности заработать, не прилагая особого труда. А потом мы стали для него чем-то вроде его волчат, которых он, матерый волчище, должен воспитать.