Елена Арсеньева - Фигурки страсти

Невольно отшатнулись мужчины от красавиц, и даже Ло-фу оттолкнул ту, которую только что пылко обнимал.

– Правду говорят старые люди: ты можешь обтесать бревно, как захочешь, но свойства дерева в нем сохранятся, – проговорил Чжу, и людям показалось, что это стонет умирающий тигр. С каждым его словом меркло сияние Серебряной Фей, меркла прелесть волшебных дев. – Там, на ложе ночи, где я впервые увидел тебя, ты могла бы достаться любому смельчаку, как досталась мне. И здесь, на земле, ты изменяла мне, но не изменила себе!

Серебряная Фей от этих слов сперва покраснела, словно алый шаояо, а потом побледнела, будто белый шаояо [42]. Затем заговорила:

– Ты путаешь простые камни с яшмой! Вспомни слова великого мудреца: у коня есть копыта, чтобы ступать по инею и снегу, шерсть – беречься от ветра и стужи; он щиплет траву и пьет воду, встает на дыбы и скачет – в этом истинная природа коня. Прелесть моего облика создана, чтобы прельщать, свет красоты – чтобы озарять тьму обыденности, умение любить – чтобы воскрешать умершие души…

– И убивать живых, – перебил ее Чжу.

– Не говори так, любимый мой! – взмолилась Дева Фей. Она закрыла лицо длинным рукавом, и от слез ее тот стал тяжелым, словно камень. – Дороже всего для меня на свете – ты. Другим доставалась лишь тень моя. Я творила прекраснейших дев на радость мужчинам – и оставляла их, будто лишние одежды, возвращаясь к тебе. Я создавала маленьких детей на радость женщинам – и возвращалась к тебе…

Раздался оглушительный шум, словно начали трескаться горы в округе. Нет, то подняли крик люди – те, что слышали слова Серебряной Фей.

– Проклятая чародейка! – вопили они. – Значит, жены наши – призраки, и дети – тоже? Пусть наша жизнь была скудна и тяжела, но это была настоящая жизнь! Ее испытания терпели наши отцы, деды и прадеды, а потом с честью и достоинством уходили к Девяти Истокам, в загробный мир. Ты же ввергла нас в объятия призраков, поселила в призрачных домах, усладила призрачным счастьем, заставила забыть нашу извечную долю и судьбу. Говорят мудрецы, что трудное и легкое создают друг друга. Не нужны нам привидения твои!

– Даже если они озаряют ваши души? – воскликнула Серебряная Фей.

– От такого света глухая ночь еще темней кажется, – ответила Ай.

И остальные ее поддержали:

– Нам боги от сотворения мира единственный путь указали. Пусть некрасивы наши жены и неискусны в утехах любовных, зато они умелые хозяйки, прилежные работницы, заботливые матери. На поле под стать мужу с мотыгой, а вернувшись в дом, чистоту и порядок блюдут, умеют рис готовить отменно и сами рожают детей, без помощи злого колдовства…

Зарыдала Серебряная Фей:

– Но ведь только любовь может привести вас в Волшебную Страну! Ни пешком туда не попасть, ни в повозке, ни в лодке – только мыслями и сердцем можно достигнуть ее. Жители ее ходят по воде – и не тонут, встанут в огонь – и не сгорают. Они летают по воздуху так же легко, как идут по земле. Облака и туманы печали не тревожат их. Жители той страны – люди, но в то же время – божества бессмертные. Путь туда…

– Укажи нам лучше путь на гору Сююшань! – перебила ее Ай. – Там мы соберем волшебные узорчатые камни. Говорят, если положить такой камень в рот, можно не опасаться бесовского наваждения. Рассеются все призраки!

– Неужели вы хотите этого? – Голос Серебряной Фей был еле слышен. – И ты тоже хочешь, Чжу? О, лучше прикрой меня белой травой, мертвой травой, только не говори «да»!

– Да, – ответил он, хотя смертная печаль, подобно змее, угнездилась в его сердце. – Ива растет в долине, орешник любит высоту. Мы ошиблись в тебе, ты ошиблась в нас, людях. Ты видела в нас таких же призраков без сил и воли, как и созданные тобою. А мы предпочитаем остаться собой, со своими бедами и радостями. Дай нам камни с горы Сююшань, о Серебряная Фей!

– Возлюбленный мой, если ты велишь мне, я вырву свое сердце и брошу его в море, – ответила Фей, и ее слезы были подобны осеннему граду. – Подставьте ладони! Когда коснутся их мои слезы, вы получите волшебные камни с горы Сююшань.

Зачем со стен в холле бассейна сняли несколько фотографий? Кто? Почему именно в то время, когда туда пришла Алёна? Надо же, кому-то помешали и за десять минут, которые она пробыла в раздевалке, исчезли, хотя до того никого не волновали своим присутствием. Трудновато допустить, что те снимки в рамках – неожиданно, внезапно, вдруг, ни с того ни с сего! – свалились с гвоздей. Вообще-то, снять их было некому, кроме мадам Вассерман. Та заметила интерес Алёны к фотографиям – и вдруг засуетилась. Почему?