Елена Арсеньева - Фигурки страсти

Может быть, она узнает эту тайну. А может быть, нет. Но даже если не узнает, не станет огорчаться. В книге жизни много страниц, листать которые смертному небезопасно…

Так и случилось, как сказала Серебряная Фей. Люди пригоршнями запихивали камушки в рот. И первой была Ай. Только Чжу стоял недвижимо.

– Что же ты не попробуешь волшебного средства? – спросила его Серебряная Фей.

Она вновь стояла рядом с Чжу на земле, но – как чужая. И было видно, как поблекла от слез ее красота.

– Я испробовал другое средство – напиток горя, оно полноводно, как река. Ни испить его, ни осушить, – ответил Чжу. – Одно может утешить меня – возьми и ты камень, рассеивающий призраки, сделайся такой, как все люди, будь только моей – и я позабуду про все. И все прощу!

– Я не сделала зла, которое нуждается в прощении, – покачала головой Фей. – И не стану пробовать зелье. Феникса в клетке не запрешь – она сгорит вместе с ним. Знаю, что в разлуке с тобой мои волосы сделаются подобными высохшей траве, я поникну, как дерево в пору ветров… Но не зря говорят, что ручка Звездного Ковша – Бэйдоу – все время указывает на север, какие бы бури ни бушевали в небесных высях. Видно, пришла нам пора проститься. Вернусь к себе на край Вселенной, смою с одежды дорожную пыль слезами, с попутным ветром пошлю тебе их туман. А не знаешь ли ты, травознай Чжу, как отыскать забвенную траву? Нет ее в отрогах Циньшань, на вершинах Иньшань, в скалах Синшань… Подскажи, не проросла ли она в сердце твоем? Дай ее мне… Ведь мы с тобой теперь – как разбитый яшмовый круг…

– Вот та трава, – послышался голос старой Ай. – Хочешь? Возьми, и все забудешь…

И она подала Деве Фей маленький сосуд с напитком, настоянным на лепестках черно-белых цветов – тех самых, которые дал ей оборотень Цюнни. Сосуд был изготовлен в виде пары, слившейся в любовном объятии, а сделал его несчастный Ло-фу.

Посмотрел гончар на изделие рук своих – и сморщился от отвращения, а Ай усмехнулась. Она хорошо помнила напутствие Цюнни: «Яд из этих цветов будет вечен и вековечен, и чем жарче будет биться рядом с ним человеческое сердце, тем верней будет его действие: верней, сильней и смертоносней!»

Серебряная Фей молча взяла сосуд и спрятала его на груди. А потом вдруг воздела руки, словно пыталась поймать порыв ветра. Ноги ее легко отделились от земли… И такая была вокруг тишина, что замерли в воздухе птицы.

И вдруг грянул с небес ветер! Дома в селении загудели, будто колокола. Отворил ветер двери и вынес оттуда призрачных жен, невест, детей, смел их в стаю, закружил, понес над горами и долинами, чтобы в последний раз посмотрели на них мужья, женихи и матери. Они и смотрели, не в силах вымолвить ни слова. И даже Ай онемела в ту минуту.

В этом вихре каждый из оставшихся на земле разглядел последнюю улыбку, печальный жест, прощальную слезу… Серебряный ветер окутал Фей, наполнил ее одежды и волосы, словно ее творения вернулись к ней и вплелись в ее сияние… А ночь стала еще мрачнее. Потом налетели на небеса стаи волшебных птиц – черных туч, и не стало видно возлюбленной Чжу.

На миг блеснуло что-то в вышине…

Край облака? Или тронутая изморозью Небесная Река? [48]Межзвездная метель? Вихрь лепестков сливы? Взмах прощальный белого рукава? Или крыло белого дракона?

Нет, уже не видно там ничего. Неумолимы небесные выси и так далеки…

А на земле, в покинутом Серебряной Фей селении, таяли роскошные дворцы, истлевали сады, обугливались растения в полях, заботливо взращенные прихотью чародейки… Все становилось прежним, привычным. И, не владея собой, рванулся Чжу к небу – да кто-то крепко схватил его за полы, потянул вниз.

– Неужто ты покинешь нас, Чжу?

Это была старая Ай… девушка Ай… И причитания людей, лишенных света любви, вторили ей. Их голоса и руки держали Чжу так же крепко, как земля держит корни дерева, в то время как крона его тянется к звездам. И если бы открылись ему сейчас лестницы-горы и лестницы-деревья, по которым можно подняться до ложа Серебряной Фей, ноги не в силах были бы оторваться от земли. Только сердце…

Где-то там, в непостижимых странствиях любви, омывался он струями звездных потоков, пил из чаши-лотоса хмельное белое вино, на плечи его опускались легкокрылые руки, а наперегонки с его ногами бежали стремительные ноги, и никто не обгонял в этом состязании, никто не отставал…

Закричал Чжу, надрывая горло, а людям показалось, будто шумит лес: