М Коллинз - Медная радуга

- Барон убрал окровавленный ковер и отчистил пол.

Эймс уставился на меня.

- Мне это представляется довольно сложным.

- Вовсе нет. При данных обстоятельствах это было в высшей степени просто, почти до идиотизма. Барон наверняка знал сотню бродяг, которые за тысячу долларов готовы почти на все. Он знал Джонатана, и требовалось только подобрать человека соответствующего возраста и роста. Бородой можно обзавестись в Манхеттене за десять минут. Как только вы ушли из дома, ему больше не нужно было опасаться тех, кто действительно знал Джонатана.

- Но это похоже на стихийный порыв вдохновения.

- Именно потому я так уверен в этом вопросе. Ни один человек не смог бы такого планировать заранее даже приблизительно. Пришлось бы, смотря по обстоятельствам, целыми годами ждать подходящего момента. Это должна была быть именно спонтанная мысль; озарение, вызванное критическими обстоятельствами. Ему нужно было как можно скорее замять убийство. У него был труп, пустая квартира и двадцать пять тысяч долларов. Наличными, на руках. Лучше он не смог бы организовать. Человека, который сыграл роль Джонатана, он нашел так же легко, как и Вайса на роль козла отпущения.

- Откуда же он знал, что сможет так ловко использовать Вайса?

- Он не знал. Ему подошел бы любой курьер. Это было чистой случайностью.

- А для чего было Полу Барону все это делать? Так рисковать?

- Деньги. Неповторимый шанс. До того времени он занимался мелким шантажом, но теперь у него был убийца, которого нужно было прикрыть, и тем самым он заполучил дело всей жизни. А в качестве залога у него был кинжал. Отсутствие кинжала сразу меня озадачило. Теперь я знаю, почему он исчез. На нем остались отпечатки пальцев убийцы, и Барон взял его себе.

- Вы упоминали о телефонном разговоре, которым Барона будто бы известили об убийстве. Насколько я могу судить, здесь был все-таки его враг, его жертва. Зачем же тот позвал его на помощь и потом ещё помогал ему?

- Кто-то делал здесь общее с ним дело. Был его компаньоном с самого начала.

- Компаньоном? При этом Уолтера вы исключаете?

- Ни в коем случае. Он мог так глубоко увязнуть, что пришлось заколоть Джонатана.

Эймс осторожно поставил свой стакан. Я наблюдал за ним. Он никак не выразил своего отношения к этой возможности. - Вы не раскрываете карты, Форчун. Вы обобщаете, вы не называете никаких имен. Вы упоминали Уолтера и Дидру. Да, мы знаем, они были здесь, и они не отрицают этого. Будь все так, как вы предполагаете, они могли стать соучастниками, но никак не убийцами, верно?

Он подождал, но я молчал. Внезапно он встал и подошел к бару. Налил полстакана чистого виски и проглотил залпом. Повернувшись ко мне спиной, он оперся руками о стойку.

- По-вашему, здесь с Уолтером и Дидрой мог быть ещё кто-то. Некто невидимый и неизвестный.

- Третье лицо должно было когда-то раньше пройти мимо швейцара. Но это, конечно, возможно.

Он смотрел на меня в упор.

- Но и я. . . Я тоже был здесь.

- Вы тоже.

Он продолжал пристально смотреть на меня. Затем повернулся, налил себе ещё виски и залпом выпил. Он теперь держался очень жестко.

- Чего вы хотите от меня, Форчун?

- Давайте поедем вместе. Сейчас речь идет не только о Джонатане. И не только о Джонатане и Бароне. Речь идет ещё о двух трупах. Один из них-труп робкой, глупой, маленькой девушки, которая даже ещё не начинала по-настоящему жить. Теперь она мертва, потому что казалась кому-то опасной, и убийца ещё на свободе.

Его спина стала прямой, как палка.

- В Нортчестер?

- Да. Моя машина внизу. Он опять повернулся ко мне.

- Хорошо. Едем.

Эймс взял пальто и шляпу, и мы спустились вниз. Я предложил ему сесть за руль. Даже человек с двумя руками во время управления автомобилем сравнительно беспомощен. Я не думал, что он кого-нибудь убивал, но это была теория. Я же тоже мог ошибаться. . 25.

Мы ехали по Вест-Сайдскому шоссе, через мост Джорджа Вашингтона, который казался бесконечной движущейся световой полосой, и через Ривердейл на север. За городом снег лежал толстым белым покрывалом, в котором отражались огни небольших домов и неоновые цветные лампы магазинов и баров.

Эймс вес машину быстро, умело и молча. Он держался все так же натянуто. Из изнеженного аристократа он стал сильным мужчиной, у которого голова занята тысячью дел. Больше он не был актером на сцене, он был самим собой. Я не имел понятия, о чем он думал, он не стал бы говорить мне об этом. Прежде, чем действовать, он, быть может, хотел сначала выяснить, что я на самом деле знал или подозревал. Я не знал, что он знал или предполагал, или что он об этом думал. Я не знал, как он поведет себя, если придет момент, бросится мне в объятия или не захочет помочь. Может быть, Эймс ещё сам не знал этого.