Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

И прав на состояние, мной сделанное, естественно, никаких юридически – все это принадлежит моей семье, и в детстве даже и в голову не приходило в этом сомневаться, да вот только оказаться вместо дочери служанкой, так такой кошмар тогда и в жизни не приснился бы...

В общем, ни то, ни сё...

И находились люди, которые мне об этом напоминали, эти мерзкие дамы...

Вот так, таким было мое положение, когда в новом доме, где я родила обезьянку, только что уволенная экономка закричала от ворот, несомая моими телохранителями – вот тогда все это и началось.

- Будьте вы прокляты! – яростно закричала экономка. – Я ошиблась, да, не узнала Вас, но ведь вы сами наградили меня этим постом в поместье за верную службу, когда я шестнадцать лет назад помогла вам решить с Джорджем, а потом выходила вам Джекки, как вам не стыдно!!!

Я еще напряженно перебирала воспоминания, когда экономка выкрикнула свои проклятия после ее не менее оскорбительных слов, что я якобы уже была старовата раньше. Выбитая из колеи словами Мари про то, что отец продолжает считать меня просто экономкой и служанкой, я была слишком расстроена, чтоб соображать. Я с трудом вернулась в настоящее.

- Все еще злишься?! – заглянула в мои глаза Мари. – Я не могу понять причины его поведения! Отец ведет себя как взбесившийся буйвол, ничего не понимаю. Подозреваю, – тихо шепнула сестра, – что это дурацкая гордость...

- Против меня?! – яростно выкрикнула с мокрыми глазами я.

- Да нет, скорей против света... – вздохнула Мари. – Этих надменных аристократов. Ты же помнишь, что дед сделал все так, не упомянув его даже в документах, как своего сына, и все записав на тебя, что внебрачным сыном стали считать его, а не тебя. Очень хитро! Я подозреваю, что отец боится, что его посчитают самозванцем. Тут, в Англии, среди знати, все такие снобы. А ведь король стал плохо относиться к нему как раз после смерти деда – смекаешь? Может, он так намекал всем, что отец ненастоящий?

Я хихикнула, вспомнив абсолютное сходство отца с дедом.

- Я подозреваю, – шепнула Мари, – что он недавно узнал нечто такое, или услышал намек, что приводит его в бешенство... Я думаю... – она вздохнула, – он сам сомневается, что он законный граф и сын своих родителей, и потому ярится... – Мари в отчаянии аж повела головой в сторону, вдохнув сквозь зубы, – ты же знаешь, что после смерти деда на отца упала ярость короля...

- Не заметила, – зевнула я.

- Ты ничего не заметишь! – рассердилась Мари. – Тебе, чертенку, все подавай пожарче, огоньку, лишь живей делаешься, тебе все как дома! В аду! Холодно в Англии, черт!

Я прыснула.

- Ну а мама хорошо заметила! – сказала вызывающе Мари. – Ей не кажется, что когда тебе поджаривают пятки огнем, тебе делается теплее. Ну так вот, я все думаю, что, может быть, король знал нечто такое, что ставило под сомнение рождение Леона. И потому так на него ударил после смерти отца – они же с старым графом Джорджем когда-то были товарищами и даже ухаживали за одной женщиной... Вот король и заступился за товарища, когда его сын стал притеснять малютку...

- Малютку?! Меня?! И поэтому он направлял всю нашу семью со мной в ад?!

- Где тебе было теплее...

- Вредина!

- Но в чем же можно подозревать Леона, если он точная копия отца, даже я не могла разделить их!?

- Неужели ты не понимаешь, – взмолилась Мари, моляще вытягивая голову. Ей не хотелось говорить вслух.

- Не... – я покачала головой.

- Ну... – Мари было явно больно говорить. Но потом она с болью сказала. – Ну... Он может быть с тобой в одном положении, и мог появиться так же, как и ты... – она сглотнула слюну. – Само твое появление наводит на такие мысли. То, что сделано второй раз, могло быть сделано и в первый, и просто повторено, не изобретая и не тужась...

И, видя, что я не понимаю, она отчаянно выпалила:

- Для того, чтоб сделать ребенка, отцу вовсе не нужно законной матери! – с горестью выпалила она, возмущенная подлостью мужчин.

- Ты думаешь... – я замерла, пораженная внезапной догадкой. – Что и он, и я оба неза...

- Тихо... – зашипела Мари.

От двери донесся дикий крик экономки, в котором звучал настоящий ужас.

Я оглянулась.

Видимо, индеец или китаец, вполне озверевшие за эти четыре дня ее придирками, популярно объясняли ей, что с ней будет, если она вернется. Популярно и доходчиво, они ведь педагоги, а это значит не только рассказать, но и показать, и даже дать почувствовать материал всеми чувствами.

Я испугалась, что она попыталась вернуться, и ее убили. Но индеец, увидев, что я оглянулась, даже показал руки, чтобы доказать мне с ухмылкой, что они ее не трогают. Даже не прикасаются рукой. Они хорошие. Она сама визжит, закрыв лицо. Потом на мгновение откроет, поглядит, и снова визжит в удовольствие.