Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

Я, конечно, мешать не стала. Я девочка добрая и послушная, и очень уважаю старших. Я только внимательно стояла и послушно смотрела, кожей ощущая приближающуюся угрозу.

Наконец, одна из боковых панелей дрогнула, и я поспешно проскользнула мимо дамы внутрь, пока она возилась с закрыванием двери. Было довольно светло от звезд и огней на дворе, отблески которых улавливал мой взгляд. В этой комнате на вершине было почти как днем...

- Хорошо хоть, что я знаю все тут наизусть, Вот эта дверь рядом ведет в ход аж за замок, открывается так же... – сказала дама. – Недаром мы с твоим отцом тут набегались...

Она обернулась:

- Ты надел сережки? – с изумлением спросила она, и даже в неровном свете было заметно, как она побелела.

Я сделала книксен.

- Прошу прощения мадам! Я не Джекки. И мне очень больно за это, и я это исправлю, – я еще раз извинилась, ибо в ней было что-то неуловимое знакомое, но что я не могла понять. – Мне просто не хотелось вас пугать, пока мы не выбрались. В вашем замке становится слишком шумно и опасно для молоденьких девочек пятнадцати лет, вот я спряталась...

Я поправила рукой косы.

А потом посмотрела на кимоно, которое уже где-то было порвано, и с огорчением нахмурилась. Даже родинка особой формы на ребре была видна, ничего себе девственница. Это уже стриптиз.

- Ой, извините, – я поклонилась ей, ибо лицо ее стало прямо как стена, глаза устремились на несчастную родинку. – Я не хотела вас шокировать, но солдаты порой слишком наглы и не смотрят, за что хватают...

Достав заколотую в воротник иголку с ниткой, я быстро и прямо на глазах заштопала кимоно... Ибо в прорезь было видно даже то, что я девушка, а не то что родинку.

- Проклятье, у меня больше нет такой ткани, – ворчала я себе, ибо очень тонкая и очень прекрасная шелковая ткань с изумительными по красоте светлыми цветами и драконами была последней, ибо мама с Мари забрали этот образец...

Когда я подняла глаза, в глазах у женщины блестели слезы.

- Это ты... Я так мечтала об этой встрече... – она шептала белыми губами еле слышно, словно не могла говорить, и по устремленным на меня глазам текли слезы. – Не покидай меня...

Я отшатнулась.

- Тут что лечебница?

Она так смотрела на меня, будто собиралась обнять и прижать к сердцу, а в глазах боль, отчаянье, радость и счастье...

Сумасшедшая, – забились в голове мысли. – Она меня убьет! Они здесь прячутся с тем дурачком!

Я медленно отступала, выставив ладони.

- Спокойно, – ласково утешала я ее с каждым маленьким шажком назад и сделав соответственное доброе лицо, чтоб она не боялась. – Спокойно... Все будет нормально... Вас свяжут и вылечат, и будете как целенькая...

Я широко улыбалась и кивала ей, заслоняясь стулом, стоявшим в комнате...

- Все будет хорошо, – уговаривала я, лихорадочно отступая к крошечному замаскированному окошку. Если смотреть снаружи, то его не было. Вот так. Это была ниша в стене одного цвета, где прямой ход упирался в стену, а само окно было за каменной преградой. То есть это был вырезанный внутри толстой стены дворик, где, чтоб войти в него, нужно было повернуть по букве “Г” и зайти за преграду, иначе никто бы и не догадался. Снизу его было абсолютно не видно, так искусно оно было замаскировано, и в то же время обеспечивало вентиляцию и даже возможность осторожно выглянуть, вытянувшись на руках.

Сумасшедшая наступала на меня.

Ее всю заливала бледность, она ухватила меня за руки.

- Не уходи... я... я... пожалуйста... – она не могла говорить.

Я вжалась в стенку.

- Ну, пожалуйста... – она тонко заплакала, видя, что я ее боюсь и удираю. – Это я, я виновата, что я не разыскала! – на лице ее было отчаянье. – Не проклинай меня!

Отчего-то на душе было тоскливо и хотелось плакать. Я быстро выглянула в окно. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что оно выходит за стену, ибо башня выступала. Здесь ров образовывал широкое озеро.

- Что внизу! – жестко спросила я, чтобы перебить внимание и направить сумасшедшую на другое.

- Озеро... – механически ответила та.

- Они не подберутся вброд...

- Тут сорок футов, – успокоила она. А потом снова побледнела. – О Боже! Они тебе там ничего не сделали!

Она гладила мои руки и порывалась по матерински прижать меня к груди, в глазах ее была тоска.

- Ты! – сказала она, и лицо ее снова заливали слезы.

- Прямо под башней сорок футов? – отвлекла ее я.

- Да, – механически кивнула она.

Шум приблизился. Слышно было, как по переходу бежали солдаты. Был слышен голос проклятого начальника.