С ним случилась истерика.
- И флот в ж...!!! И после того, как узнают, что шесть безоружных человек уделало армию в десять тысяч человек, и армия в ж...!!!! – он безумно, громко, страшно хохотал, заливаясь слезами.
- Он сошел с ума! – тихо сказала я.
- А почему мы шпионы? – обижено и громко сказала мама.
- Может потому, что продали и предложили этому “мирному” государству для защиты самую современную военную технику? – ехидно ответила Мари, характерно глядя на отца. Это была его затея. Он слишком возился с этим Ван Хамером и слишком доверял ему с его идеализмом и мирными инициативами, даже оружием новейшим поддержал, чтоб торговлю защитить...
- Ну что ж, – прекратила спор я, подведя итоги, – по крайней мере, мы не можем утверждать, что с нами не расплатились... Даже картечью... Одно не могу понять, почему вы стреляли по нам картечью, ведь голландцы до этого ее не использовали, а предпочитали по старинке ядра...
- Тут были все офицеры, которые решились и стали применять картечь... – отозвался неожиданно и тоскливо офицер. – Остальные тупо предпочитали жить по старинке, как бы это ни было глупо...
- Как мило... – ошеломленно сказала я, поняв, что взращенные нами кадры на нас же и применили свое умение первыми.
- Теперь остальные ни за что не отойдут от дедовских методов, особенно с этим министром... – бормотал капитан. – А после такого разгрома и ни за что не решатся... Мы просто погибнем...
- Вот и ладненько... – хлопнула в ладоши я. – Это нам урок, как вооружать даже друга. Надеюсь, никто больше после такого случая не решится продать Голландии нечто новенькое из оружия... Чтоб ему сказали спасибо его же пушками, вот дураки... Офицеров разумных больше нет, тревожиться больше нечего...
- А страна? – жалобно спросил отец, хватаясь за сердце. – Пятнадцать лет бились, хотели человеческой жизнь здесь сделать, и что, пол жизни рухнет только потому, что тупой и злобный дурак все-таки получил власть и теперь думает только о себе, если вообще думает? – отец с яростью сплюнул. Видеть, как рушится труд половины жизни для других же, просто потому, что дурак и аморальный эгоист во власти это стихийное бедствие и гибель страны, тяжко и невыносимо.
- Ну хорошо! – сказала я. – Убедил!
- Что? – подозрительно спросил отец.
- Перо и чернила давай! – вздохнула я. – У мамы завсегда имеются, донесения посылать...
- А зачем перо?
- Положение исправлять, – удивилась я.
- И как ты его исправишь?
- Тебе ж не нравится этот ублюдок, что все порушил!
- Ну и как ты с ним справишься?
Я молча взяла перо.
И написала письмо.
А потом посыпала песком бумагу.
Отец все пытался заглянуть и понять, что я делаю. Но я не давала.
- Ну, вот и все, – сказала я облегченно. – С ним покончено.
- Как?!
- Сам умрет, когда услышит о гибели корпуса и флота, а также вспомнит, что не было случая, чтоб кто-то остановил меня, – равнодушно сказала я.
- Но как?
Я молча сдула песок и написала адрес и имя министра, передав письмо пленному капитану.
Тот недоуменно смотрел на письмо.
- Отдашь лично министру, – сказала я, разрубив веревки. – Скажешь – от Берсерка.
Недоумевающий отец все же ухитрился заглянуть в письмо.
Там было всего одно слово.
Жди.
Мы были во Франции, когда прокатилась весть о том, что застрелился один из крупных голландских деятелей, что забрал так много власти в Голландии.
Поговаривали, что это произошло после того, как его вдруг отправили ни с того в отставку, происшедшую так быстро после его такого мгновенного возвышения.
- Садюга ты! – укорила меня Мари. – Заставила человека так мучится!
Я только фыркнула. Никакого раскаяния за ублюдка я, как ни старалась, не испытывала.
- Ты его сломала, – сказала мама, вздохнув. – А это гораздо страшнее, чем убивать. Даже самые сильные люди не выдерживают, ломаются, именно от ожидания такого неотвратимого удара! Страшно жить в ожидании смерти и мук, душа надламывается, храбрецы в тряпок превращаются. Ибо оно растет... Даже с мелочей начинается, а потом страх захватывает. А тут он еще узнал, что десять тысяч человек прикончили, флот прикончили... Да и слышал, наверное, легенды про твою неотвратимость... Есть от чего с ума сойти... От шороха вздрагивал! От ощущения неотвратимости и беззащитности и не такие ломались... Я больше всего это не люблю, когда ты не просто устраняешь мерзавца, а растаптываешь его! – в сердцах сказала мама. – Пусть хоть людьми, а не сломленными погибают!
Читать дальше