Андрей Константинов - Птица Феникс

- Маленький, но не настолько, чтобы все всех знали. Так. что крайне маловероятно. Не бери, Саша, в голову.

Саша кивнул. Петрухин перебрался за руль, Зеленцов с картой в руках сел рядом. "Фердинанд" затарахтел дизелем, помигал левым "пово-ротником" и двинулся на окраину Твери.

* * *

У Петрухина вдруг зазвонил телефон. Дмитрий четырхнулся: какого там черта кому, надо? - и вытащил трубу:

- Але.

- Димка, - сказала труба голосом Купцова.

Але, Димка... как у тебя дела?

- O-о! - дурашливо произнес Петрухин.- Никак это сам инспектор Купцов? Как там, на берегу Онеги? В сказочном краю Калевала?

- Не придуривай, Митька... Я в Питере, и ты прекрасно это знаешь, напарничек.

- А что такое? Не поехали вы с Брюнетом в Петрозаводск? - удивился Петрухин.

- Ладно, потом потолкуем, - сказал Купцов. - Ну, как ваши дела?

- Нормально, Леня. Ты не беспокойся, все будет хоккей.

- То есть вы еще ни одного не...

- Сейчас едем к первому. Купцов помолчал, потом сказал:

- Ну, гляди сам... Ты там поосторожней, Митя. Дело-то стремное.

- Да ладно... все будет тип-топ, старый.

- Кстати,- сказал Купцов,- для информации: телефоны в GSM регистрировал один и тот же человек. Рост: ниже среднего, лысый, в черных очках, с несколько приблатненными манерами.

- Откуда информация?

- От нечего делать прогулялся в оба джиэсэмовских офиса. В обоих случаях дали характернейшее описание. Он приходил с паспортом Нечаева и объяснял, что Нечаев, дескать, его директор и приказал срочно - кровь из носу! - зарегистрировать трубу.

- Спасибо, понял, - ответил Петрухин.

- На хрен мне твое спасибо? - нарочито грубо сказал Купцов. - Лучше поинтересуйся у Кости: не знает ли он этого кадра?

Петрухин быстро передал описание лысого Зе-ленцову. Не раздумывая, Костя сказал:

- Это Бодуля.

- Это Бодуля, - продублировал его ответ Петрухин.

- Я так и думал,- ответил Купцов, сделал паузу, потом добавил: - И все-таки: на рожон-то не лезь. Всяко может обернуться.

- Постараюсь.

- Тогда... ни пуха ни пера.

- К черту! Иди к черту, Ленька.

* * *

Железнодорожная лежала на окраине, за переездом. Улица-имела вид как бы деревенский, но на самом деле таковой уже не была. По утрам здесь кричали петухи, на лугах за домами паслись козы. Возле каждого дома был огород. Но деревне все это уже не принадлежало... Как не принадлежало и городу. Эта полугородская-полудеревенская жизнь с кроликами и козами в сараях, бочками квашеной капусты, самогоноварением, мотоциклами ИЖ в тесных гаражах, газовыми баллонами, сохнущим на веревках бельем, пьянством восьмидесяти процентов жителей, сериалами с утра до вечера, сплетнями, драками на дискотеке... Как все это было далеко от Казанской улицы в Санкт-Петербурге, золотой птицы в языках пламени и выстрела карабина "Вепрь".

От улицы с социалистически-дебильным названием Железнодорожная за версту тянуло тоской, желанием напиться с утра и набить кому-нибудь морду. Более тягостное ощущение производят только шеренги панельных пятиэтажек в ноябрьских сумерках, когда мокрый снег, ветер, нет троллейбуса и денег на водку... и только вывеска над остановкой - скрип-скрип... скрип -скрип...

...Александр Павлович Крушинников колол дрова во дворе своего дома. Он был гол по пояс. По мускулистому телу тек пот, на левом плече синела стандартная вэдэвэшная наколка. Петру-хин наблюдал за ним в шестикратный полевой бинокль сквозь тонированное стекло "фердинанда". Разумеется, Дмитрий не мог знать, что видит именно "Крушинникова Александра Павловича, 1973 г. р.". Но интуиция, соответствие по возрасту и наколка на плече подталкивали именно к такому выводу.

Крушинников колол дрова умело. Играли под потной кожей мышцы, метался на груди крест на серебряной цепочке, взлетал топор.

- Посмотрите, мужики, - протянул бинокль Петрухин спортсменам. "Фердинанд" находился примерно в полутораста метрах от дома No 9, возле уродливого строения без окон. - Посмотрите, мужики. Вот этого другана нам нужно "пригласить" в Питер. Хочу, чтобы все посмотрели и на него и на дом с прилегающими строениями, а потом высказали свои соображения.

Первым бинокль взял в руки Зеленцов.

* * *

К двум часам дня температура достигла тридцати градусов в тени, и Крушинников решил: шабаш... хватит. Потом доколю эту березу. Че надрываться-то?.. Он вогнал топор в плаху, сел в тени сарая и закурил "Кэмэл". Крушинников не знал, что этот "Кэмэл" поддельный. Он ловил кайф оттого, что все в его жизни вдруг самым волшебным образом переменилось, и он стал богат. Он может курить не "Приму", а "Кэмэл", он может купить себе наконец-то тачку, и это только начало...