Владимир Константинов - Город

Так шел он день и ночь, и ещё день и ночь. В кровь сбились его ноги, запылились и обветшали белые одежды. А он все шел, шел, шел. И не испытывал ни боли, ни усталости, ни голода и жажды. Приближение великой минуты наполняло все его естество могучей энергией, удесятеряло силы.

Лишь к полудню третьего дня достиг он подножия гор. И открылась перед ним широкая беломраморная лестница, тающая в белых курчавых облаках. С благоговейным трепетом ступил Максим окровавленной ногой на холодную её ступень. До самого вечера шел он вверх по ней, пока не достиг ослепительно-сияющей вершины её. И тогда прозвучал волшебный, чарующий голос:

- Здравствуй, сын мой! Я ждал твоего прихода.

Не смея поднять глаза, Максим опустился на колени, проговорил робко и радостно:

- Здравствуй, Создатель!

- Ты готов к подвигу?

- Да, Создатель!

- Укрепил ли волю свою?

- Да, Создатель!

- Закалил ли сердце свое?

- Да, Создатель!

- Встань с колен, подойди ближе.

Максим повиновался. Он уже ощущал теплые волны исходящей от Создателя энергии.

- А ты уверен, что способен это сделать?

- Да, Создатель!

- Что ж, ты сам выбрал свой путь. Знаешь ли ты насколько он будет тяжек?

- Да, Создатель!

- И это тебя не страшит?

- Нет, Создатель!

- Тогда благословляю тебя, сын мой, на подвиг! Подними голову, посмотри на меня.

Максим взглянул и, не удержавшись, невольно вскрикнул от нахлынувшего на него восторга и упоения. От ослепительно-белого животворящего света ему стало вдруг необыкновенно легко и радостно. И ещё более укрепился разум его решимостью, а сердце воспылало великим огнем жертвенности.

Он невольно закрыл глаза. А когда их открыл, то уже стоял на Земле перед страшным, смрадным городом, источавшем злобу и ненависть.

5. Жуткая ночь.

Агапкин-старший вручил Орлову огромный сейфовский ключ и, вжав голову в плечи и выкатывая глаза, испуганно сказал:

- Ваш номер тринадцатый на втором этаже.

- А вы не проводите меня?

Он ещё более испугался, пролепетал:

- Нет, вы уж сами, гражданин шпион. У меня столько дел, столько дел.

Предвидя, что ожидает его впереди, Григорий решил запастись "противоядием" от всяческой нечистой силы.

- У вас ещё бутылки коньяка не найдется? - спросил он Агапкина.

Тот замешкался, не знал, что же ему предпринять. Видно никаких указаний на этот счет ему не поступило.

- Одну минуту, - наконец пробурчал хозяин и полез под прилавок. Долго шелестел там бумагой. - Вот, пожалуйста, господин шпион, - проговорил он, протягивая Григорию бумажный пакет.

- А отчего такая таинственность?! - удивился Орлов.

- Это из-за хлюндявых, - кивнул он в сторону зала, который был уже битком набит рабочими. Они также молчаливо и хмуро поедали серую и липкую массу.

"Что же я не расспросил о них у Тимки?" - запаздало подумал Григорий.

Сунув пакет под мышку, он поднялся на второй этаж. Осложнения, о которых его предупреждал Тимка, начались прямо с коридора. Навстречу Орлову шла совершенно голая девица. Молочные железы у неё были фантастических размеров. Григорий немало повидал на своем веку, но таких отродясь не видывал. Прямо-таки арбузы, а не груди. Девица бесшумно подплыла к нему, ощерила в зловещей улыбке гнилые и сломанные зубы, надсадно просипела:

- Мущина, огонька не найдется?

Сип это походил скорее на электровозный гудок, чем на человеческий голос. На Орлова пахнуло смрадом могилы. Если бы ни Тимка, он бы уже наверняка умер от страха. Спасибо коту, дай Бог ему здоровья!

Между средним и указательным пальцами у девицы была зажата огромная сигара. Орлов достал зажигалку, высек из неё прометеевский огонь, протянул. Девица долго пыхала сигарой, прикуривая. Вновь натужено засвистела:

- Не желаете ли развлечься?! - От натуги её курносый нос провалился. Вместо него зияла безобразная дыра. Н-да. Зрелище не для слабонервных. Раздался "кокетливый", напоминающий уханье филина, смех. Она с интересом рассмартривала его своими огромными "коровьими" глазами и показывала здоровущий ярко-малинового цвета язык. Дурачась, ухватила рукой левый "арбуз", нажала. В лицо Григорию ударила мощная теплая струя парного молока.

- А ну, пошла вон, сифилитичка! - гневно закричал Орлов.

- Ой! - громко икнула девица. Она хотела напугать его, а сама до смерти напугалась его напора, стала грязно-зеленой, как болотная квакша, могучие груди "сдулись" и обвисли жалкими сморщенными мешочками. Затем она стала стремительно уменьшаться в размерах.