- А кто же все это организовал?
- Тот, кто все создал. Создатель.
- А дьявол? Он есть?
- Конечно.
- Но почему? Ведь это же нелогично? Ведь он же убивает души?
- Очень даже логично. Космосу совсем небезразлично, какою душа придет на последующие уровни жизни. Возмужать и закалиться она может только в борьбе с дьяволом. Потому-то на нулевом уровне дьявол необходим.
- Мне трудно это понять. А на каком уровне ты?
- Пока я этого не знаю. Это решит Высший совет при Создателе на девятый день. Пока я готовлюсь к этому.
- А где мы сейчас находимся?
- На Земле.
- Вы нас видите?
- Да.
- А почему мы вас не видим?
- Потому, что вам этого не дано, - вы находитесь в другом измерении.
- Ты маму видел?
- Конечно. Она тоже ждет Суда.
- Где же она?
- Ей не разрешили с тобой встретиться.
- А тебе, значит, разрешили?
- Да.
- Я только-что шел по выжженной пустыне. Что это было?
- Это, папа, последствия термоядерной войны, гибель мира.
- Значит, она будет, война?
- Она уже была, папа. Мир погиб 14 августа 1999 года. Я, вернее, моя душа наблюдала гибель мира.
- Как же так?! Ведь сейчас уже август 2000 года. Отчего же тогда мы никто ни чего?
- Создетель вернул мир в прошлое - в март девяносто девятого года. И события стали развиваться иначе, чем прежде. Прожитый ранее отрезок вычеркнут из сознания людей, но души это помнят.
- Как же так?! Ведь это же невозможно?!
- Для Космоса нет ничего невозможного. - Анатолий оглянулся, забеспокоился. - Извини, папа, но мне пора. Я и так сказал тебе слишком много. Как бы мне за это не попало.
- Постой, Толя! Постой! А как же я?! Я хочу с тобой! Я не хочу туда. Мне там нечего делать.
- Этого человек не знает. Не может знать, папа. Мы с тобой встретимся. Обязательно встретимся. А пока... Прощай!
И Анатолий исчез...
Я открыл глаза и понял, что это был лишь всего-навсего сон. В комнате горела настольная лампа. В окно уже настойчиво заглядывал рассвет. Я сидел в кресле. В кресле напротив спал Олег Дмитриевич Друганов, сильно сдавший за последние дни, постаревший, осунувшийся. Все хлопоты, связанные с похоронами моей жены и сына, легли на его уже немолодые плечи.
Я же эти дни был как в тумане, лишь удивлялся, как после того, что произошло, не сошел с ума или не покончил с собой. Мысль навсегда свести счеты с жизнью не раз меня посещала. Однажды я был очень близок к её осуществлению, но что-то удержало. Я даже не смог понять, что именно, но что-то очень и очень для меня важное, что я непременно обязан был сделать.
На поминках я сидел за столом безучастный к происходящему. Народу было много. Сменилось два застолья. Здесь были многочисленные родственники жены, наши общие знакомые, товарищи сына. Некоторых я впервые видел. Вероятно с работы жены и сына. Кто-то вставал, говорил очень хорошие слова об Ирине и Анатолии, желал, чтобы земля им была пухом. Но смысл сказанного плохо доходил до моего сознания. Многие женщины плакали. А я и плакать не мог. Ни там, на кладбище, ни здесь. Внутри будто все застыло, а на груди лежал огромный тяжелый камень, и давил, и давил. Вспомнил, что на кладбище ко мне подходил начальник следственного управления прокуратуры области Иванов, выразил соболезнование и спросил:
- Эдуард Васильевич, когда ты сможешь ко мне прийти?
- Как прикажите, - ответил я.
- В таком случае, я буду тебя ждать у себя послезавтра утром к десяти часам.
- Хорошо. Буду.
Сергея Ивановича Иванова я знал очень хорошо. Когда-то он работал в Западно-Сибирской транспортной прокуратуре следователем по особо важным делам и закончил ряд громких, наделавших в свое время много шума не только в нашей области, уголовных дел. Он был грамотным, талантливым следователем и принципиальным, бескомпромиссным человеком. За что я его уважал и, откровенно говоря, ему завидовал.
Потом все разошлись. Перемыв посуду и прибрав в квартире, ушли и сетры Ирины Надежда и Клавдия. В квартире остались трое: я, Друганов и жена Анатолия Лена. Ее хорошенькое лицо распухло и подурнело от слез. Она подошла ко мне, припала к груди, и, всхлипывая, едва слышно проговорила:
- Эдуард Васильевич, у меня скоро будет ребенок.
Ее слова увязли в моем вялом сознании. Я долго не мог понять, о чем это она говорит. А когда смысл сказанного все же дошел до меня, не мог в это поверить - настолько новость была неожиданной, ошеломляющий. Спросил с надеждой:
- Что?! Что ты сказала?!
- Я беременна, Эдуард Васильевич, - ответила Лена и расплакалась.
Читать дальше