Владимир Константинов - Жестокие игры - 2

И вдруг, ноздри мои затрепетали от вкусного запаха жаренной ветчины. Я немедля прервал свое скучное занятие, пошел по запаху и вышел прямиком на кухню, где обнаружил Светлану, а на сковороде дозревал ветчина с яйцом мой любимый завтрак. И глядя на неё (Светлану конечно), я вспомнил, что совсем, совсем скоро у нас будет свадьба. За большим празднмичным столом соберутся все наши друзья, будут пить вино и до самозабвения кричать нам "горько". А мы будем вставать и целоваться, вызывая бешенный восторг у "почтенной публики". Неужели же все это будет?! Я до сих пор до конца в это не могу поверить. Кажется, что стоит лишь хорошенько себя ущипнуть и... И "все пройдет, как с белых яблонь дым", исчезнет, растает, улетучится, будто мираж, как прекрасный цветной сон. Вот с этим постоянным ощущением страха однажды проснуться я и живу. Ага. Мое большое и основательно потрепанное жизнью сердце с большим трудом справляется с подобными перегрузками.

Однако, господа, со всей отвественностью должен заявить, что все это глюки пожилого и вечно рефликсирующего Иванова, ничего общего ко мне не имеющего. Я - матерый практик, материалист и неисправимый оптимист, привык опираться на факты, а не на умозрительные схоластические представления о жизни. Если я вижу на скородке яичницу с ветчиной, ощущаю её цвет и запах, то знаю наверняка, что очень скоро обязательно её съем чего бы мне это не стоило. Если вижу перед собой прекрасную молодую женщину, смотрящую на меня, будто на картину Иванова (не этого шизика, а художника) "Явление Христа народу", то уверенно подхожу к ней, целую её в трепетные уста и ощущаю под рукой биение её сердца. И это сводит меня с ума, и я на какое-то время забываю все на свете - и эту яичницу, и свой голод, и все эти протоколы (пропади они пропадом).

- Сережа, ты с ума сошел! - говорит она с предыханием. - А как же яичница?

- Яичница не волк, в лес не убежит.

- Но она остынет, - пытается вразумить меня Светлана.

- Лучше пусть остынет яичница, чем все остальное. - И, чтобы не дать ей возможности возразить, вновь её целую.

А потом мы ели яичницу и чувствовали себя расчудесно. А потому, господа, мой вам совет - никогда не слушайте галиматью всяких там схоластов Ивановых, ибо ни к чему хорошему это не приведет. Стоит лишь день послушать их нудотину, как на второй уже хочется повеситься. Ага.

После завтрака я позвонил Рокотову.

- Привет, Володя! Как настроение?

- Здравствуй, Сережа! Бодрое. Идем ко дну.

- Надо полагать, что это твоя очередная дебильная шутка?

- Очередная, - согласился Рокотов. - Я в том смысле, что работы невпроворот.

- Так это и хорошо. Наличие работы позволяет ощущать пульс времени, её отсутствие неизбежно ведет к апатии, поиску смысла жизни, а в конечно счете - к деградации личности.

- Да ты ещё и философ! - удивляется мой друг.

- Нам, "покойникам", ничего другого не остается. Как наш клиент?

- Это который?

- Леонтьев? Сообщил своим московским хозяивам, что все готово к приему "правителя всея Сибири"?

- Еще не узнавал. Узнать?

- Обязательно. И вот ещё что, давай ко мне Кандобина. Хочу составить с ним приватный разговор.

- Хорошо. Минут через сорок тебе его доставят.

- В таком случае, будь здоров и не кашляй.

- Пока, Сережа.

Главаря банды Кандобина я дал указание не допрашивать, хотел сам с ним встретиться. Но показаний Леонтьева для нашей встречи было явно недостаточно. Сейчас же они были подкреплены признанием Никитина. А это уже кое-что. Сейчас его можно капитально взять "за жабры" и вытянуть из него не только то, что он знает, но и то, о чем только догадывается.

Через час в сопровождении конвоя в квартире появляется Кандобин этакий статный, ухоженный красавец лет тридцати восьми - сорока. Породистое холеное лицо. Светло-карие чуть навыкате нагловатые глаза. Хорош, нечего сказать! Такие обычно нравятся проституткам и богатым вдовам. Презрительно опущенные уголки губ очевидно должны показать, что мужик он тертый, его на арапа не возьмешь и, вообще, он давно всех имеет, в том числе и следователей.

- Здравствуйте, Дмитрий Петрович! - радушно здороваюсь я.

Он нагло смотрит на меня и вызывающе говорит:

- Без адвоката я никаких показаний давать не буду.

- Это как вам будет угодно, - улыбаюсь я. - Но только не думаю, что это в ваших интересах. Пока вы лишь задержаны в качестве подозреваемого. Если вы убеждены, что задержаны необосновано и сможете мне это доказать, то я тотчас распоряжусь вас освободить. Адвокат вам будет предоставлен в случае вашего ареста или предъявления вам обвинения. Я понятно выразился?